Клинические лекции по душевным болезням - [132]

При поступлении она выглядит как характерная маниакальная больная с речевым и двигательным возбуждением: бегает с растрепанными волосами взад-вперед по комнате, поет, кричит, произносит сумбурный набор фраз, повторяет одно и то же, оголяется, напяливает на себя разную одежду, начинает вдруг громко хохотать. Двигательная сфера ее также представляет собой совершеннейший хаос. Но доминирует в клинической картине пение. Она истошным голосом, невероятно громко распевает любовные песенки — придает им не свойственное им суровое звучание и сопровождает их утрированной, размашистой жестикуляцией. Эротическая окраска сохраняется у нее и поныне. Песни ее часто прерываются вставными репликами, отражающими калейдоскоп меняющихся идей, а также — непристойностями, бранью, проклятиями.

Другой существенный аспект, и он также обнаруживается у нее и сегодня — это галлюцинаторно-бредовой характер ее мании. Речь ее состоит не просто из кусков, лишенных связи между собою, каждый из них по отдельности имеет на самом деле определенное значение. Впечатление бессвязности создается совокупностью фраз, беспорядочно сменяющих одна другую. Больная, судя по ее виду, галлюцинирует и эти речевые фрагменты являются по-видимому ответами и вопросами, обращенными к собеседнику, чей голос ей слышится.

Но так бывает не всегда. В иных случаях речевой рефлекс маниакальных больных, разражающихся каскадом фраз в ответ на незначительнейшие внешние стимулы, действует и у нее: достаточно слова или жеста, чтобы вызвать поток слов, стоящих в понятной связи с вызвавшей его причиной.

Если присоединить к этому любовный характер бреда больной, произнесение ею непристойностей, нецензурных слов, приглашений определенного свойства, а также мастурбацию, которой больная занимается безудержно и безостановочно, то картина ее заболевания станет более или менее полной. Вот отрывки из ее речей, которые нам удалось записать и которые могут дать верное представление о бессвязности, скорости ассоциирования идей и содержании ее бреда.

«Надо пойти погулять с ней, в это время другой может упасть в обморок, один здесь падает в обморок, другой в ж…. Куда он делся, этот Артур Карон, бюрократ чертов? Что он еще там сделал? Что он видел? Где же мой папаша, месье Пишон, нам здесь неплохо, тут брюнеточка с голубыми глазами, куда ж ты пошла, Маргарита Готье? У меня еще нет обручального колечка, что ж ты так, ты меня нервируешь, вот зараза. Кто это к нам пришел? Это ж кассир, нет, я больше не участвую, послушайте, не нервируйте же меня так. Слушай, возьми это в руку, это мне подскажет что говорить. Мы друг друга любим как все люди. А ну-ка, скажи, месье Артур Карон, кто заплатил тебе за все это? Не хочу, чтоб входили в мою комнату. Слушай, Александр, зажги газ сегодня. Погоди, мой зайчик, ты его зажжешь, тем лучше, он зажжет, тем хуже. Сегодня я должна пойти в Иври, какая гонка». — Собирается с мыслями — все предыдущее было сказано на одном дыхании, но без большого напора: она приостанавливалась после каждой фразы, будто слушала кого-то. — «На два су сухариков для маленькой G…, спасибо!» — Затем еле слышно шепчет и смеется: «Погоди, ты мнешь мне платье». — Снова поет. — «Вот это шмоточки! Вам повезло, что вы такая хорошенькая, смотреть одно удовольствие. Больше мне от вас ничего не нужно, это кольцо не твое совсем, убирайся отсюда, образина этакая, тебя уже закидали флердоранжем, хотела бы я знать, что у тебя в заднице, обезьяна проклятая…» и т. д.

Обратившись к диаграмме ее состояния, можно ознакомиться с его динамикой с момента поступления ее в больницу. С 1 по 8 октября — выраженная мания, потом трехдневная ремиссия, затем в течение 10 дней неравномерные колебания между маниакальной возбужденностью и развернутой манией; 22-ого последняя вновь обретает свойственную ей при поступлении интенсивность — при этом повышается температура тела больной. 26-ого возбуждение стихает, но появляется ряд тяжелых общих симптомов: кровохарканье, высокая лихорадка, частый малый пульс — через два дня становится очевидным, что больная переносит катаральную желтуху; общее пожелтение сопровождается у нее новым повышением температуры. Начиная с этого дня лихорадка постепенно снижается — желтуха, напротив, в течение трех-четырех дней возрастает, затем убывает — с тем, чтобы полностью исчезнуть к 13 ноября, через 16 дней после появления.

Посмотрим, что происходило с психическим состоянием больной за время этого осложнения. Через несколько дней после резкого подскока температуры и за 2 дня до явной желтухи возбуждение больной стихло и в течение всего острого периода соматического заболевания отсутствовало — до 2 ноября, или на протяжении 7 дней заболевания.

В течение этого времени больная выглядит совершенно успокоившейся, но это лишь видимость ремиссии; она действительно лежит день и ночь не вставая и почти не двигаясь, больше не поет, но лицо ее отражает постоянную смену мыслей и переживаний, что делается очевидной, когда ее о чем-нибудь спрашивают. Тогда ответы ее столь же бессвязны, какими были прежде.

Желтуха быстро проходит, к 4 ноября полностью нормализовалась температура — начиная с этого дня маниакальные симптомы вновь постепенно набирают силу. С 3 по 6 ноября у нее простая расторможенность, 6-ого светлый промежуток, затем в течение 6 дней до 12-ого возбуждение нарастает и достигает степени выраженной мании. Затем новый спад, приводящий к ремиссии, которая Длится с 15 до 18-ого, потом новый подъем кривой возбуждения, так что в настоящее время мы снова наблюдаем у больной типичную развернутую манию.