Клинические лекции по душевным болезням - [102]

Начиная с этого дня, его третируют и преследуют дома уже в открытую, ему на каждом шагу устраивают сцены, его бранят, называют негодяем, пьянчужкой, «старой гнилью». Однажды дочь будто бы сказала о нем: «старое дерьмо»; он ударил ее ногой, за нее вступились братья — по его словам, они намеревались убить его. Он подает жалобу на имя комиссара полиции, требует развода, добивается, чтобы ему отдали все имеющиеся в семье деньги. 16 августа покупает револьвер, объяснив это потом тем, что так посоветовал ему его поверенный: чтобы при необходимости произвести шум и привлечь внимание полиции — для наведения порядок в доме. 17-ого он входит в комнату, где хранились семейные сбережения, и с револьвером в руке требует от дочери, чтобы та вышла. Дочь убегает и извещает обо всем братьев. Он в это время взламывает замок шкафа, берет деньги (1500 франков), слышит голоса сыновей, которые взбираются по лестнице и произносят, по его словам, угрозы в его адрес; запирается в своей комнате, баррикадируется; дети его будто бы кричат в это время: «Убьем старую каналью!» — он стреляет в дверь, пуля пробивает ее и ранит в плечо сына. Он хотел только напугать их — его арестовывают.

«Рана, которую я, не желая этого, нанес своему сыну, целиком на совести моей дрянной жены, пишет он, такими же были все семь дочерей моего тестя, все они спровадили своих мужей в могилу раньше времени. Я последний из всех и, если бы не отличался отменным здоровьем, уже 6 лет назад последовал бы за моими зятьями».

Мы наблюдали у этого больного, столь крепкого, по его словам, и столь гордящегося своим здоровьем, приступ ипохондрии, выглядевшей особенно неуместно у этого действительно физически крепкого и здорового человека. Вечером 27 ноября, пожаловался на боли в кишечнике, ночью затем не спал, был тревожен, беспокоен, наутро полон претензий по поводу того, что к нему не вызвали врача; во время обхода взбудоражен, боится развития инсульта: у него что-то с языком, он кончит тем же, что отец. Трудно представить себе, насколько удручен он был в течение ряда последующих дней: говорил, что никогда больше не поправится, требовал, чтобы вызвали жену и старшую дочь, чтобы увидеть их перед смертью: он больше не имеет к ним претензий и готов с ними примириться. Ему назначают слабительное — полная перемена в настроении: ему лучше, боли в животе прошли, силы вернулись к нему, он поздравляет себя с выздоровлением. Через несколько дней та же тревога: снова боли в животе, кровь прихлынула к селезенке, кишечник сместился в сторону, у него сухость в горле. Ему удаляют два зуба — состояние моментально улучшается: язык «развязывается», легче произносить слова и т. д.

Через несколько дней он принимает у себя жену и дочь — начинает разговор с ними в дружеском тоне, но очень скоро сходит на обычный, колкий и язвительный, доказывает им, что кругом прав, и согласен помириться с ними только в случае, если они впредь будут вести себя пристойнее.

Сегодня он также согласен простить их и вернуться в семью — если родные изменят свое отношение к нему. Он как и прежде уверен, что позарез всем нужен, и строит грандиозные планы, которые должны обогатить семейство.

Набл. ХVIII.

В некоторых случаях больной одержим не навязчивым воспоминанием о судебной несправедливости, как это имело место у преследуемых преследователей предыдущей серии: когда больные поднимали вооруженную руку на личных обидчиков; это могут быть и интересы политической партии, отдельного класса общества или планы спасения Родины, толкающие их к убийству ее «врагов». Когда мысль, что смерть какого-то человека или группы лиц может послужить общему делу, утверждается в их сознании, они устремляются к этой цели с той же слепой целенаправленностью, какую мы видели у больных, описанных ранее.

Таков больной, стрелявший в сотрудника немецкого посольства и подвергшийся судебно-медицинской экспертизе д-ра Motet. По природе своей деспотичный, возбудимый и самонадеянный, он и прежде неоднократно являл собой черты глубокой внутренней нестабильности. В 1856 г., не спросясь ни у кого совета, он отправился добывать уголь и растратил все свое состояние, хотя нисколько не был готов к такому предприятию. В отношении к домашним, жене и детям, поведение его было столь же непредсказуемо: на свадьбу одного из сыновей он явился в рабочей робе, у другого — отказался присутствовать на свадебном банкете. Позже он изобретает (и очень этим гордится) способ перегонки моркови и бобовых стручков в алкоголь. Он впадает в нищету — у него просыпается былая ненависть к немцам, унаследованная им от отца; он считает, что война с Германией оживит торговлю, принимает решение взорвать немецкое посольство; нисколько не колеблясь, пытается сделать это в 1887 г., а в 1888-ом, после долгих и неудачных попыток подстеречь посла, стреляет в рядового служащего посольства.

G… Пьер 66-ти лет поступил в больницу 5 октября 1888 г.

Семейный анамнез. Отец был жандарм, принимал участие в войнах Первой Империи, был по характеру очень упрям, отказывался от каких-либо званий и производств в чинах, не переносил ни малейшей несправедливости. Среди его рассказов некоторые особенно запомнились сыну и он передает их с видимым удовольствием. В Испании его отец убил вражеского знаменосца. Он оставил знамя и побежал за старшим, но когда вернулся, знамя было уже подобрано неким офицером, получившим потом за него награду. Несколько дней спустя, на передовой, отец убил этого офицера из карабина: тот заплатил таким образом за свой орден. В Эйлау отец, посланный за провиантом, натолкнулся на прусский аванпост, который раздел его и оставил голым на снегу — он отморозил ноги и на всю жизнь сохранил пылкую ненависть к пруссакам, которую передал детям. Отец, видимо, сильно пил: однажды с зятем они, если верить больному, выпили вдвоем 56 литров вина. Мать умерла в 76 лет, также всю жизнь выпивала, у нее был скверный характер. Умерла она парализованная, слабоумная, с пролежнями. Случилось это в Орлеане, во время оккупации, что стало еще одной причиной вражды G… к немцам: он уверен, что те виноваты в ее смерти — помешали будто бы развести огонь в доме. Больной говорит, что мать до 35-ти лет страдала снохождением: вставала ночью, шла на кухню, иногда делала что-то по хозяйству, потом ничего об этом не помнила. Сам больной однажды тоже поднялся среди сна, подошел к комоду, открыл ящик в нем, помочился рядом и был в этот момент разбужен сыном.