Клеймо оборотня - [102]

Луиза кивнула, начиная понимать.

— Значит, если бы вы не предали Заратустру, на вас не было бы этого клейма?

— Меня бы убили Карпаны, как Ямнашпу, — Ответил Калди. — Я бы умер, защищая пророка.

Луиза повернулась к Клаудии.

— Но вы бы все равно не смогли предотвратить распятие, — сказала она. — Далее если бы вы и попытались спасти Христа, приняв предложение Пилата, распятие тем не менее свершилось бы, потому что оно было предопределено.

Клаудиа покачала головой и ответила, не глядя на Луизу:

— Мне, право, не хочется вступать с вами в теологические споры.

— Луиза, — обратился к ней Калди, — если бы я не указал туранцам дорогу в святилище Огня Истины, значило бы это, что они не убили бы пророка?

Луиза на секунду задумалась.

— Пожалуй, нет, — наконец, проговорила она. — Они бы просто дождались, пока он сам поднимется наверх.

— Вот именно. Скорее всего мы не смогли бы предотвратить ни убийства Заратустры, ни распятия Христа. Но дело все в том, что мы и не пытались. Добродетель заключается не только в победе над злом, она прежде всего в борьбе против зла.

Клаудиа устало опустилась на холодный пол.

— Поэтому на нас и пало проклятие.

— Да, — согласился Калди. — Когда встает полная луна, мы становимся воплощением Ангра-Майнью, олицетворением жестокости. А когда мы видим клеймо Ангра-Майнью на лице другого падшего богоизбранника, то приносим проклятие и ему, превращая в себе подобного: И эта смертоносная цепочка тянется через века.

Клаудиа посмотрела на Калди.

— Так как же нам умереть? Ты сказал, что мы могли умереть, когда бы этого захотели. Так вот, я хочу умереть. Хочу уже столько лет, что давно потеряла им счет. Скажи, что я должна сделать, чтобы смерть пришла ко мне?

Калди опустился на пол рядом с ней. Пристально глядя ей в глаза, он произнес:

— Нам просто-напросто нужно сделать то, чего мы не сделали тогда, в тот роковой момент, многие столетия назад.

Она нахмурилась.

— Янош, но Заратустра давно стал прахом, с тех пор миновало тридцать веков. А Святому Распятию уже две тысячи лет. Как же мы можем спасти их сейчас?

— Но мои слова не имеют отношения ни к Заратустре, ни к Иисусу, Клаудиа, — ответил он. — Вспомни символ веры: «Зло изиутре одолей, извне зло побори». Это значит, что мы должны уничтожить зло в себе и бороться с ним в других.

Она ответила не сразу, мучительно пытаясь постичь смысл его слов, а потом беспомощно покачала головой.

— Нет, Янош, нет. Не понимаю. Не представляю, с чего начать.

— Янош, — заговорил Бласко, — о чем это ты?

Взглянув на своего старого друга, своего сторожа и свою жертву, Калди улыбнулся.

— Бласко, за все эти годы ты ни разу не спросил, каково мне бывает, когда приходит превращение.

Старик отрицательно мотнул головой.

— Мне не хотелось этого знать, Янош.

— Но теперь ты должен узнать. Ты видел, что мне больно, очень больно, невыносимо, когда все мое тело выворачивает наизнанку, скручивает и корежит омерзительный звериный дух.

— Да, это было понятно по тому, как ужасно ты кричал.

— И ты знаешь, что мое человеческое сознание тонет, растворяется в дикой ярости монстра.

— Да. Человек по имени Янош Калди просто исчезает, умирает, уходит куда-то.

Калди медленно покачал головой.

— Нет, Бласко, человек все еще там, и разум человеческий все еще там, но он задавлен тьмой, он позорно бежит прочь от самого себя, не в силах противостоять ужасной черной половине своего естества. А восстать против тьмы и ужаса моего второго «я» в ночь полнолуния означало бы обречь себя на безумие, пытку, невыносимое страдание, которое не в состоянии описать человеческий язык.

Он снова посмотрел на Клаудиу.

— Но нам придется это сделать, Клаудиа. Мы должны уничтожить зло внутри нас.

Она вздрогнула, представив, как хрупкий человеческий разум будет страдать, бороться и жить в огромном теле монстра.

— Нет, я не смогу.

— Ты должна. И я должен. А если нам это удастся, то придется еще сразиться и со злом в окружающем мире.

Клаудиу охватила дрожь.

— Но мы… мы никогда не сможем оправдаться за совершенные нами злодеяния, Янош. Внутри нас или вне нас, мы не сможем побороть зло. Поздно, слишком поздно.

— Разве ты не слушала мой рассказ? — спросил он. — Мы должны попытаться, Клаудиа, особенно ты. На нас грех, Клаудиа, на нас обоих. Но ты, старая и верная моя подруга, убивала и не будучи в обличье зверя. Ты убивала сознательно, ради достижения своих целей. Ты даже больше, чем я обязана вступить в борьбу с силами зла.

Никто не проронил ни слова, пока Клаудиа долго и мучительно размышляла. Наконец, она подняла голову и печально кивнула.

— Что ж, так тому и быть, Янош.

Калди встал и заговорил, обращаясь ко всем:

— Скоро ночь, ночь полнолуния. Охрана следуя приказу, придет в камеру, чтобы обезопасить меня с помощью цепей и борец-травы. Клаудиа, тебе нужно каким-то образом заполучить ключ от этой камеры, и после того, как они уйдут, вы Луиза, свяжите Клаудиу цепями и возьмите у нее ключ. Когда начнется превращение, мы будем бороться, чтобы сохранить человеческий рассудок и заставить тело монстра подчиниться разуму. Если нам это удастся, тогда вам, Луиза, придется выпустить нас.