Клеймо - [72]

– А это Лайза Лайф опубликовала сегодня. – Пиа предъявила мне еще одну статью. «Логика и сострадание: идеальная пара. Мы нашли идеального вождя?»

На этой фотографии я, с виду сильная и решительная, стою перед судом. Не помню, чтобы я чувствовала себя так, как выглядела на этой фотографии. Такой девушке – нет, взрослой женщине – я бы и сама доверилась. Сильная, убедительная. Судя по ее лицу, точно знает, что делает. Как, однако, обманчива бывает внешность.

Пиа доставала из папки и бросала мне на колени газетные вырезки так быстро, что я не успевала читать – только выхвачу заголовок и фотографию, и уже на колени мне ложится следующая статья. Она разложила их на журнальном столике. Огромное количество. Мои фотографии, бесконечные рассуждения обо мне и мои высказывания – они мне знакомы, но я не узнаю за ними себя.

– Это все написала Лайза Лайф? – Я смущена, даже покраснела. Такая беззаветная поддержка!

– Нет, тут и многие другие. Я постаралась собрать столько позитивных статей, сколько успела. Но их гораздо больше, Селестина.

Поверить не могу: люди, которых я никогда не видела, так хорошо обо мне думают. Видели бы они меня в том сарае – на коленях перед Логаном, рыдающую, умоляющую, готовую отречься от всего…

Пиа попыталась рассеять мою мрачность:

– Ты понимаешь, что происходит? Понимаешь, каким влиянием ты обладаешь – а ты и не догадывалась!

Я горько рассмеялась, почувствовала, как смех болью отдается в ребрах, мучительно пульсирует в голове. Вчера я думала, что сумею отомстить Кревану, а сегодня весь день лежу, свернувшись комочком, и плачу от бессилия. Я проиграла.

– Власть? Влияние? Четверо одноклассников измывались надо мной, а полиции и школе и дела нет. Никто не поможет. Двое самых близких, самых любимых предали. Я даже выходить из дому не смею после одиннадцати вечера. Какое уж тут влияние, Пиа?

– И тем не менее. Ты прекрасно это знаешь: твоя сила не только в шестом Клейме, но и в том, за что ты его получила. В том, как ты поступила в автобусе, что говорила на суде, как противостояла Кревану. Я десять лет веду репортажи из замка и никогда не видела, чтобы ему так отвечали. А теперь укрепи свою силу и пусти ее в ход: она тебе скоро понадобится.

Сердце глухо стучит. Я пытаюсь собраться с духом.

– Я всюду искала мистера Берри. Звонила ему в офис, на мобильный, домой, по всем номерам, какие у нас есть, но нигде не берут трубку. Я ездила к нему домой – его муж ничего не знает. Говорит, он уехал несколько недель тому назад и с тех пор нет вестей. Ни с кем из своих клиентов мистер Берри не связывался, и с сотрудниками тоже. Они считают, что он внезапно отправился в отпуск, такое он и прежде проделывал, но я уверена, тут что-то другое, учитывая все, что нам с тобой известно, Селестина.

– А может быть, его муж знает, где он, да говорить не хочет. Всем известно, что вы работаете в газете Кревана. Кто ж вам доверится?

– Я сказала ему, что хочу выяснить правду. Он ответил, что не знает, где мистер Берри, и я ему верю! – отрезала она.

– Почему он не обратился в полицию?

– Потому что боится ее впутывать, – тихо ответила она. – И не думает, что полиция чем-то поможет.

Я с трудом перевожу дыхание.

– Так что же? Мистер Берри исчез сразу после суда – как Тина, как Джун, Барк, Фунар и Тони?

Она кивает.

– Вы думаете, он прячется или его схватили?

– Не знаю. Правда не знаю! Вчера я ездила к Тине: дом закрыт, но вся мебель на месте, словно жильцы съехали в одночасье. И дочка-подросток тоже исчезла, в школе не знают, куда она делась. Тина в разводе, отношения с родственниками не близкие, так что они за несколько недель не спохватились. Потом я звонила Барку, Фунару и Тони – их родные отказались со мной разговаривать. К ним я еще не ездила, надеюсь, лицом к лицу они окажутся словоохотливее, и тем не менее, судя по примеру мистера Берри и Тины, многого нам не выяснить: все боятся.

– Значит, и запись пропала? – Я чуть не расплакалась. – Исчезли все, кто видел, как мне ставили шестое Клеймо, и остается только мое слово против слова Кревана?

Но это не так, однако свой секрет я пока берегу: Кэррик был там, Кэррик видел. Поверит ли кто свидетельству Заклейменного? И не добрался ли Креван и до Кэррика? Знает ли он, что парень был там? Заметил ли его? Или теперь на очереди я сама? Пора мне встревожиться?

– Без доказательств я опубликовать эту историю не могу, – сказала Пиа. – Мне понадобится больше времени, чем я думала.

– Все еще не верите мне? – сердито спросила я.

– Разумеется, я тебе верю! – Она даже голос повысила и встала. – Ты представления не имеешь, чем я уже рискую ради тебя.

– Простите, – тихо ответила я ей.

Она провела руками по лицу, вид усталый.

– Не надо извиняться. Я же не услугу тебе оказываю – ты заслужила правду. Я вела репортажи из зала суда и писала о Заклейменных, потому что я в это верила. Не всегда своими словами говорила, но по крайней мере в саму суть происходящего я верила: нужно избавиться от тех, кто подрывает общество, рушит наши скрепы… Но после суда над Ангелиной Тиндер и Джимми Чайлдом… эти два странных приговора подряд, а теперь еще и твоя история и то, что я выяснила о докторе Блейк… – Она умолкла и покачала головой. – Все, чем я убеждала себя в прочих случаях, к тебе неприменимо. Это дело было подстроено с самого начала. – При этих ее словах у меня челюсть отвисла от изумления. – Сначала мне вменили писать о тебе как о героине, потом ты сделалась врагом общества. Бессмыслица какая-то. Мне кажется, Креван перешел черту. Он почувствовал вкус мести, когда ему удалось осудить врача, не сумевшего помочь его жене, и тут-то он раздухарился и проделал это снова, подтасовал обвинительный приговор Ангелине Тиндер и оправдательный Джимми Чайлду. Судя по этим делам, он теряет рассудок и, думаю, еще много бед натворит, прежде чем остановится. Тем более что сейчас у него столько тревог. Арт исчез, Креван с ума сходит от беспокойства и винит во всем тебя: ты переманила на свою сторону его сына, ты привлекла нежелательное внимание к Трибуналу. Он-то хотел доказать всему миру, что Трибунал следует ввести в каждой стране. Он рвется на международную арену и сметет любого, кто станет у него на пути. Завтра он собирается издать новый указ: журналист, который благожелательно отзовется в статье о ком-нибудь из Заклейменных, будет осужден за помощь Заклейменным.