Клеймение Красного Дракона. 1937–1939 гг. в БССР - [59]

«Лепельское дело» в широком смысле в очередной раз сослужило свою службу: Пономаренко было что предъявить своим предшественникам по ЦК и по НКВД. Когда волна зачисток докатилась до органов НКВД, его сотрудники также были обвинены в том, что они необоснованно проводили аресты районных руководителей, «путем применения мер физического воздействия к арестованным получали от них вымышленные показания, создавали явно провокационные дела».

7.4. НКВД. «Только благодаря вмешательству НКВД был прекращен ряд вопиющих безобразий со стороны органов суда и прокуратуры»

17 ноября 1938 г. было принято постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия»[666], которое означало, фактически, выход страны из массовых репрессий. Постановлением запрещались массовые операции по арестам и выселению; аресты могли производиться только по постановлению суда или с санкции прокурора; судебные тройки НКВД и УРКМ ликвидировались. Органы прокуратуры обязаны были тщательно проверять обоснованность постановлений органов НКВД об арестах и не допускать производства арестов без достаточных оснований. Органы НКВД должны были при производстве следствия в точности соблюдать все требования Уголовно-процессуальных кодексов.

Вместе с тем в постановлении отмечалась большая работа НКВД под руководством партии в 1937–1938 гг. по очистке страны от всех видов врагов, представлявших из себя серьезную опору иностранных разведок в СССР, и хоть дело очистки СССР от шпионов, вредителей, террористов и диверсантов еще не окончено, но уже проведенная работа должна обеспечить дальнейшие успехи социалистического строительства. То есть в целом массовые репрессии не осуждались, под сомнение ставились лишь прежние методы, то, что было названо «недостатки и извращения» в работе органов НКВД и прокуратуры, среди них: извращение советских законов, массовые и необоснованные аресты, упрощенное ведение следствия и суда и т. д., а также то, что враги выводили из-под удара своих ставленников и сообщников, «в особенности, засевших в органах НКВД». Органы прокуратуры обвинялись в том, что не принимали необходимых мер к устранению недостатков, сводили свое участие в расследовании к простой регистрации и штампованию следственных материалов, чем не только не устраняли нарушения революционной законности, но фактически узаконивали их. Объяснением этому служило то, что в органы НКВД и прокуратуры пробрались враги народа, которые сознательно нарушали советские законы.

В докладной ЦК КП(б)Б 1940 г. о ходе выполнения постановления от 17 ноября 1938 г. в БССР вопрос формулировался так: бывшее вражеское руководство НКВД БССР в 1937–1938 гг. производило аресты без санкции прокуроров; прокуратура санкционировала 1518 арестов, произведенных органами НКВД, фактически же было арестовано несколько десятков тысяч человек, при этом прокуратура «не принимала мер к прекращению этих извращений», также не велся надзор за следствием по делам о контрреволюционных преступлениях, за местами заключения, а также надзор за исполнением приговоров судов и внесудебных органов. За 1937–1938 гг. не было ни одного случая отказа со стороны прокуратуры БССР в даче санкций на аресты по делам НКВД[667]. Работники прокуратуры не принимали участия в следствии по делам, расследуемым органами НКВД, учет, рассмотрение жалоб и пересмотр дел с решениями троек находилось в запущенном состоянии. Жалобы осужденных к высшей мере наказания (расстрелу) вовсе не рассматривались. Уже после директивы ЦК ВКП(б) и СНК Союза ССР от 16 ноября 1938 г. о неприведении в исполнение решений троек в БССР продолжались расстрелы (несколько сот человек)[668].

С другой стороны, отмечалось, что выносились несостоятельные протесты на решения внесудебных органов на предмет прекращения дел и освобождения арестованных, по делам которых было установлено наличие вражеской деятельности: прокуратура за 1939 г. оправдала 47 % арестованных, но НКВД почти все эти протесты отклонил (80 %). То есть, если исходить из этих цифр, то пересмотр дел с положительным решением массовым назвать нельзя. Как неправильный курс была оценена и политика снижения меры наказания осужденным к 10 годам «социально опасным элементам», арестованным по линии троек милиции[669].

Тем не менее именно это постановление свернуло массовые репрессивные акции Большого террора, послужило основанием для прекращения или переквалификации части дел, в том числе дел против районных руководителей. Более того, во время судов конца 1938 – начала 1939 г. стали звучать факты о применении органами НКВД незаконных методов следствия к арестованным и по этим делам, и как итог – переквалификация дел со статей о контрреволюции на статьи о превышение власти.

Новый руководитель НКВД А. А. Наседкин подчеркивал, что только благодаря вмешательству НКВД был прекращен ряд вопиющих безобразий со стороны органов суда и прокуратуры, и отмечал, что именно классово-чуждый элемент, оставшийся в органах юстиции БССР, продолжает проводить враждебные установки[670].

После постановления от 17 ноября 1938 г., в котором указывалось на нарушение законности сотрудниками НКВД, а также в связи с подготовкой ряда следственных дел на сотрудников НКВД в документах за 1939 г. появляется наконец информация о роли этих органов в районных процессах. Речь идет прежде всего о Паричском, Сенненском, Смолевичском и Оршанском райнах.