Клетка для простака - [38]

Китти подняла голову.

– Вы устали, бедненький, – сказала она. – Я дала вам немного поесть. Почему бы вам не отправиться домой и не прилечь?

– Прилечь! – сказал Ник. – Похоже, все и каждый только о том и думают – о том, как бы мне прилечь! Сколько, по-вашему, мне лет? Не будь у меня сломана нога, я пробежал бы милю быстрее всех в Северном Лондоне. И в фехтовании обошел бы любого на семь уколов.

Китти вскинула глаза, вздрогнула и плотнее обхватила колени.

– Я этого не потерплю, – заявил Ник. – Это мой дом. Мой теннисный корт. Пока я хоть что-нибудь здесь значу, мне никто не будет приказывать. – После недолгого молчания Китти с удивлением услышала глухой смех Ника. – Впрочем, знаете ли, возможно, это и к лучшему. Спокойный подход… осторожный подход… драматический подход…

Китти снова подняла голову:

– Ник.

– Э-э?

– Кто, по-вашему, действительно убил Фрэнка?

– Мистер Выскочка Роуленд.

– О да, знаю, вы говорили, что он. – В голосе Китти звучало явное нетерпение. – Но кто истинный убийца?

– Мистер Выскочка Роуленд, – повторил Ник. Яблоко хрустнуло под его зубами.

За этот день Китти переоделась, возможно, раз в шестой. Ее покойный муж имел обыкновение повторять, что она переоблачается из одного наряда в другой быстрее, чем любая из его знакомых женщин; и хоть опыт его продолжался недолго, это, скорее всего, была правда. Сегодня она уже успела сменить вечернее платье на другое – черное; и на его фоне белки ее глаз выделялись ярче, чем смуглая кожа.

– Я не знаю, о чем вы думаете, – сказала Китти сквозь зубы. – Но одно мы обязаны сделать. Мы должны остановить Бренду. Убедить ее перестать лгать.

– Вы полагаете, что Бренда лжет?

– Конечно лжет. Я не так умна, как некоторые, и поэтому не доверяю всем этим умникам. И не надо ухмыляться. Но что до меня…

– Хм.

– По-моему, все очень просто. Разве вы не понимаете, что, когда убили беднягу Фрэнка, на корте вообще не было никаких следов? Бренда нашла его там и сама оставила все эти следы. Теперь она боится, что полиция обвинит ее в убийстве.

– Не обвинит, – сказал Ник с набитым яблоком ртом.

– Почему нет? Почему?

– Следы слишком глубокие. Помимо всего прочего, кто-то ведь должен был убить Фрэнка. Как мог убийца перейти через весь корт и вернуться назад, не оставив следов? Э-э?

– Какой вы глупый, – сказала Китти. – Не хочу сказать, что очень, но все-таки глупый. Как же, по-вашему, беднягу Фрэнка умудрилась заманить на корт? Вы же знаете его аккуратность. Знаете, что он терпеть не мог, когда на его туфлях было хоть единое пятнышко. – В ее голосе звучала убежденность. – Пари – вот что это такое. Помните, как Фрэнк поспорил с Хью Роулендом по поводу гимнастики? Фрэнк держал пари…

Ник остановил ее.

– Я помню, – сказал он очень мягким голосом. – Час назад я вспоминал об этом. Любопытно, помнит ли Роуленд. Я очень хочу, чтобы вы запомнили это.

– Нечто подобное я и имею в виду. Что-то в таком роде, но не совсем. Фрэнк был таким ребенком. Какой-нибудь гнусный тип сказал: «Я могу сделать то-то и то-то». Фрэнк возразил: «Нет, не можете». И они попробовали. Вероятно, что-то такое, после чего на корте не осталось следов: например, длинный прыжок. Или прыжок с шестом – да, скорее всего, именно прыжок с шестом. В Канаде это называется так.

И вновь Ник прервал ее.

– Мировой рекорд по прыжкам с шестом, – сказал он, – равен двадцати пяти футам одиннадцати и одной восьмой дюйма. Правда, этому рекорду по меньшей мере лет десять, но его еще никто не побил. Вы же предполагаете, что убийца прыгнул на расстояние в двадцать четыре фута. Нет, ненаглядная моя. Нет. Олимпийский чемпион в хорошей форме, как следует разбежавшись для толчка, мог бы прыгнуть на такое расстояние. Но чтобы прыгнуть на наш корт, ему пришлось бы встать спиной к проволочной ограде и прыгать без разбега. Нет. Это невозможно.

Ник говорил быстрее обычного, каким-то заговорщическим тоном. Он снова впился зубами в яблоко.

– Что же до прыжка с шестом, то это хорошо. Очень хорошо! Но и здесь есть изъян. Наверное, вы подумали о нем, когда услышали про Роуленда с граблями в руках?

– Я ни о чем подобном не думала. Мне это и в голову не приходило.

– А вот я думал, – уверил ее Ник, понижая голос. – Я говорю: хорошо. При помощи граблей, а еще лучше – подпорки для сушки белья, на небольшое расстояние можно прыгнуть. Но, повторяю, на небольшое, и возникает то же возражение: необходимо место для разбега. Нет, Китти. Пролететь по воздуху не способен ни один убийца.

Наступило молчание. Китти даже вздрогнула – так поразило ее то обстоятельство, что к Нику вернулась его обычная веселость. Еще час назад он буквально неистовствовал от горя, теперь же казался совсем другим человеком. Только Китти была свидетельницей его слабости; она, как воплощение стойкости, стояла рядом с ним и, не говоря ни слова, держала его голову, словно он был действительно болен.

А теперь Ник вновь обрел свою лучшую форму. Он вновь был приветливым, обходительным собеседником; хозяином, который любит поражать посетителей своим гостеприимством; прекрасным рассказчиком, обожающим устраивать праздники. К нему вернулось былое обаяние. Он добавил: