Клетка для орхидей - [17]

— Это совсем другое дело, — заметил Дон. — От старого города — или его зеркального отражения — и следа нет.

— Мне здесь не по душе, — пробурчала Катя. — Здесь как-то… — Она поискала, но не нашла нужное слово.

— Неуютно, — с оттенком иронии подсказал Ал.

Катя напряженно думала.

— Непривычно, — поправила она. — Чуждо.

— Нам нужно дальше, — подстегивал их Дон.

— Куда ты направляешься? — спросил Рене.

— Послушайте-ка теперь, что скажу я, — начал Ал громче и решительнее, чем обычно. — Мы приняли решение сделать еще одну попытку. Хорошо. Сейчас мы там, где три дня назад все кончилось. Но не стоит думать, будто нам достаточно идти, да побыстрее, куда глаза глядят, и тогда, мол, то, что мы ищем, само нам встретится на пути. Как в обыкновенном заповеднике. Здесь нас могут подстерегать опасности, и забывать об этом не стоит! Здесь есть…

— Выходит, ты все же считаешь, что они еще живы? — перебила его Катя, невольно отступив к лестнице.

— Я думаю, что путь свой они прошли до конца. Но вот что непостижимо: мы не знаем, каким путем пошло их дальнейшее развитие — после стадии сладкого ничегонеделания в садиках перед домом. Мы наверняка столкнемся здесь с предметами, еще никогда и никем не виданными, и машинами, предназначение которых непредсказуемо…

— В чем может быть предназначение машины? — спросил Дон. — Нажимаешь на кнопку, и она совершает то, на что годится.

— Все может оказаться сложнее, — заметил Рене. — На кнопку нажимать нет необходимости: она сама делает, что надо…

— …Что ей велит программа, — поправил его Ал. — Но что произойдет, если она сама себе задает программу?

Вопрос надолго повис в воздухе.

Катя не могла вообразить, что тогда произошло бы, но ее это и не занимало. Она спрашивала себя, не лучше ли было ей остаться дома. Ей припомнились фильмы-переживания, которые никогда не были столь изнурительными, как их «вылазка» сюда, когда приходится вести такие долгие разговоры. В этих фильмах герои участвовали в поединках на одноместных ракетах, а героиня потом падала в объятия победителя. В них она могла танцевать с идолами былых времен, с Фредом Астером или Фрэнком Синатрой, в них она представала Клеопатрой, правила, судила и совращала, а Цезарь и Август лежали у ее ног. Ей вспоминались управляемые на расстоянии игральные автоматы, подключенные к каждому домашнему авторегулятору, их катящиеся, подпрыгивающие и летящие шарики, мелодичные звонки при попаданиях и резкие звуки, когда они лопались, если она промахивалась и получала минусовые очки. Ей вспоминались игры красок и переливающихся форм, парение в пластическом пространстве, вкусовые и ароматические коктейли, орган запахов… Странное дело, восхищаться этим сейчас она была не в силах. «Честно говоря, все это мне порядком поднадоело, — думала она. — Может быть, здесь произойдет что-то все-таки необычайное».

«Что произойдет, если она сама себе задает программу?» — думал Дон, а фантазировать он умел. Перед его мысленным взором из машин начали бить фонтаны, они же пускали ростки, которые быстро разрастались, провода раздваивались, опоры сгибались, стены пузырились, возникал и бушевал невероятный хаос из спиц колес, тавровых балок, колб, пробирок, шариковых сцеплений, проводов, транзисторов, термоэлементов, магнитов, кристаллов рубидия, реле, потенциометров из стекловолокна, полиэстровых прокладок, вискозной шерсти, каучука, шлаков и желатина. Словно отростки дикорастущих растений, во все стороны лезли металлические когти. Подобный изощренному орудию для пыток, обладающий собственной волей аппарат запугивал жертву. Как полип разбухала взбитая масса, а когда она оседала, из нее вылетали липкие щупальца. Взбесившиеся роботы набрасывались на беспомощных, привязанных к стульям людей. Целые полчища роботов железным клином, обуянным жаждой мести и уничтожения, врывались в мирные селения…

Эти воображаемые картины до предела возбудили Дона, вызвали в нем чувство страха и отвращения и в то же время обострили инстинкт самосохранения, желание сопротивляться.

«Что произойдет, если она сама себе задает программу?»

У Рене было особое отношение к машинам. Он понимал их, как другие понимают музыкальные пьесы, хорошо разбирался в сцеплениях шестеренок, во взаимодействии элементов управления, в напряженности материалов, воздуха и вакуума, а там, где кончалось понимание, начиналась его убежденность в осмысленности тысячи разнообразных движений и импульсов, в действии и противодействии, в их круговороте, в токах, вибрации и конечном результате. Самопрограммирующаяся машина являлась для него символом функционального, осмысленного, очищенного от постороннего вмешательства — искусством для искусства в его высшей, непревзойденной стадии. Так неужели эти приборы?.. Нет, он не согласен с Алом. Пусть они — продукт поразительного технического уровня, но это не машины, сами задающие себе программу. Причина? Они бездействуют! Он не отметил в них никакого движения, не ощутил тех особых флюидов, которые всегда исходят от проводов под током, от пульсирующих электронов и колеблющихся полей…

— Своей болтовней ты вгоняешь меня в безысходную тоску, — произнес Дон. — Скажи прямо, чего ты хочешь? Боишься, что на нас нападут?