Клерк позорный - [13]

На следующий день он пришел бледный и совсем больной.

– Перебрал? – спросил Коржик. – Может, по пиву?

– Какому пиву? – простонал тот. – Отравился вчера, блевал всю ночь.

– Чем отравился?

– Не знаю, – скривился Саша, – наверное, «Бейлисом».

Подарок от офиса Толяну не понравился. Он с недоумением повертел в руках черную кожаную папку и сказал:

– Это же надо было заметить.

В том смысле, что у него нет ни портфеля, ни бар-сетки, ни папки. Все посмотрели на Коржика укоризненно – не смог купить подарок, который понравился бы нашему дорогому любимому шефу.

Коржик про себя решил, что больше никогда не станет выбирать подарки начальникам. Пусть дарят, что хотят.

Партнеры подарили Толяну бронзового носорога с каменным шаром на спине и малахитовый письменный прибор. Эти подарки понравились тому значительно больше. Он водрузил их на свой огромный письменный стол и временами даже задумчиво вертел в руках шар со спины носорога. А кожаная папка сразу отправилась в шкаф. Коржик видел ее под мышкой у Толяна лишь несколько раз. Потом тот то ли забыл ее где-то, то ли отдал кому-то. А через несколько месяцев и бегемот с прибором исчезли со стола. Похоже, Толян не любил вообще никаких подарков.

14

Как-то Коржику позвонил Овсянников:

– Ты сейчас где?

– В Улан-Удэ, – буркнул тот.

У него не было с утра настроения.

– Я серьезно.

– На работе.

– А у тебя денежная фирма?

– Сравнительно, – соврал Коржик.

– Твой начальник не хочет замутить строительный бизнес?

– Что нужно строить?

– Коттеджный поселок.

– То есть?

– Ну, продается хороший участок земли. Бывший пионерский лагерь. Лес, коммуникации, озеро, все дела.

– А далеко?

– Сорок километров по Новорижскому шоссе.

– А цена?

– Нормальная.

Он назвал цифру. Цена и впрямь была неплохой. Не дешевой, но и не дорогой. Как раз такой, которая не вызывает подозрений.

– Надо бы посмотреть, – неуверенно сказал Коржик. Его уже начал интересовать проект.

– Завтра я за тобой заеду.

Овсянников был его старым приятелем. Раньше он служил шпионом на Ближнем Востоке и по этой причине ничего о своем прошлом не рассказывал. Коржик много раз за выпивкой пытался его расспросить о тех временах, но он молчал, как глухонемой под водой. Вот он, мол, такой, как есть – зародился в Москве в возрасте сорока пяти лет и ничего о себе не помнит, кроме имени. Коржик даже не знал, какое у него образование. Зато на руке у Овсянникова красовались швейцарские часы с маленьким золотым профилем Саддама на циферблате. Коржик слышал, что такие часы Хусейн дарил советским военным советникам.

Сейчас Овсянников занимался недвижимостью – продавал земельные участки за городом. От него Коржик и знал, как обстоят дела на этом рынке. Земля вокруг Москвы стремительно дорожала, коттеджи раскупались, и хороший земельный участок мог быть неплохим предложением для Толяна.

На следующее утро Коржик сидел в машине Овсянникова, которая мчалась по Новорижскому шоссе. Это шоссе – лучшее из всех, которые расходятся от Москвы. Оно самое широкое и проложено так, что не пересекается с другими дорогами и не проходит через населенные пункты. Ехать по нему – одно удовольствие. Оно считается вторым по престижности для дач после Рублевки.

Возле пирамиды, построенной инженером Голодом, Овсянников спросил:

– Не хочешь постоять внутри?

– Зачем?

– Говорят, так заряжаешься энергией из космоса.

– Мне бы зарядиться деньгами с земли. Тот засмеялся:

– Тоже верно. Ладно, вот продадим участок – заработаем нехило.

Коржик промолчал. Он не любил такие разговоры. Продадим – не продадим. Хрен зажарим и съедим. Чего болтать? Надейся на лучшее, но будь готов к худшему. И помалкивай.

Овсянников недавно женился в первый раз. У него была молодая жена и маленький ребенок. Интересно, жена тоже была шпионкой? Кем-то вроде радистки Кэт из фильма про Штирлица? И он ее вынес на себе из арабского окружения?

Овсянников хорошо погулял за свою жизнь и любил об этом повспоминать.

Но базар фильтровал тщательно и никогда в этих рассказах не фигурировали восточные женщины – только наши и в Москве. Вот и сейчас он начал одну из своих баек.

– Встретил тут недавно старую знакомую, – сказал он. – Лет пятнадцать не виделись. Она меня забыла начисто, а я ее – нет.

«Еще бы, – подумал Коржик, – вас же учили ничего не забывать.

– Я ей и говорю, что мы с вами, мол, знакомы, – продолжал Овсянников. – А она не врубается. А я помню, что она минет любила. И думаю – хрен, что ли, ей показать? Может, тогда быстрее вспомнит?

Он сам рассмеялся своей шутке. Коржика раздражали эти байки старого павиана. «Нужен ей больно твой вялый хрен», – подумал он.

– Ну, и показал бы, – сказал он мрачно.

Овсянников опять захохотал, запрокинув голову:

– В следующий раз – непременно.

Вскоре они добрались до места. Действительно, лагерь выглядел привлекательно. От шоссе недалеко, подъезд хороший, на территории сосны, переходящие в лес, электричество подведено, вода своя.

Ворота были открыты, и они заехали на территорию беспрепятственно. В лагере никого не оказалось. Здесь давно уже никто не отдыхал. Раньше лагерь принадлежал московской швейной фабрике. Фабрику обанкротили еще в середине девяностых. Новый собственник держал его для каких-то своих целей, но теперь решил продать.