Клеопатра - [40]

«Когда толпа застыла, слушая беспрерывное монотонное погребальное пение, один из тех, кто стоял у гроба, вдруг громко прочёл строку из древнего поэта. Она прозвучала так, будто говорит сам Цезарь:

— Неужто я спас вас лишь затем, чтобы вы погубили меня?

Переломный момент настал, когда над толпой вдруг появилась и стала поворачиваться над головами поднятая невидимыми руками восковая фигура убитого с двадцатью тремя ранами на теле и с изуродованным лицом».

Антоний организовал и умело руководил этим представлением. В своей дальнейшей карьере ему ещё не раз приходилось прибегать к подобным театрализованным постановкам, дающим незамедлительный политический эффект.

Антоний идентифицировал себя с разными образами: от Александра Македонского до Геркулеса и Диониса. Как возможный правитель Востока он неизбежно видел себя (как и многие другие — от Пирра до Наполеона) наследником Александра. Схожесть он старался подчеркнуть различными драматическими жестами. Так, Плутарх рассказывает, как в Македонии он прикрыл тело мёртвого Брута «своим пурпурным плащом, который стоил огромных денег, и велел одному из своих вольноотпущенников позаботиться о его погребении». Именно так поступил Александр, выказывая уважение к мёртвому Дарию: он укрыл тело персидского царя своим плащом. Антоний, таким образом, провозглашал себя наследником достоинств великого Александра, что должно было принести ему хотя бы часть харизмы завоевателя всей Азии.

Его карьерные притязания опирались на сходство с Александром Македонским. Что же касается происхождения, то он стремился заставить окружающих поверить в его родство с Гераклом. «Существовало даже древнее предание, — сообщает Плутарх, — будто Антонии ведут свой род от сына Геракла — Антона». Антонию нравилось верить, что силу преданию добавляет ещё и его собственная внешность. Вообще говоря, древних семей, ссылающихся на родство с Гераклом, было не сосчитать. Аристид Ретор замечает, что «множество королей и народов возводит своё происхождение к нему», поскольку ссылка на такое родство добавляет славы и мужества предполагаемым наследникам.

Плутарх рассказывает, что Антоний «обладал красивой и представительной внешностью. Отличной формы борода, широкий лоб, нос с горбинкой сообщали Антонию мужественный вид и некоторое сходство с Гераклом, каким его изображают художники и ваятели». Две тысячи лет спустя современный турист, бродя по Риму, поражается изобилию изображений и статуй Геракла. На вазах и на саркофагах, на барельефах и в скульптурных группах — всюду можно увидеть изображение Геракла, и всюду он легко различим благодаря неизменным атрибутам — львиной шкуре и дубинке, символизирующих грубую силу и мужскую потенцию. Образ Геракла вызывал восхищение, он был героем, направившим свою силу и доблесть на службу людям. Нет ничего удивительного, что Антоний стремился утвердить своё сходство со столь любимым и популярным прототипом. Плутарх пишет: «Это предание, которому, как уже сказано, придавало убедительность обличие Антония, он старался подкрепить и своей одеждой: всякий раз, как ему предстояло появиться перед большим скоплением народа, он опоясывал тунику у самых бёдер, к поясу пристёгивал длинный меч и закутывался в тяжёлый военный плащ». Это был костюм героя. Когда позже его враги насмехались над ним, сравнивая с Гераклом на унизительной службе у Омфалы, то они просто повернули в свою пользу тот самый образ, который тщательно создавал сам Антоний.

Геракл, совершая подвиги, оказывался волею судьбы в самых разных концах Средиземноморья: от берегов Гибралтара, где он установил Геркулесовы столпы, до хребтов Кавказа, где освободил Прометея. Был он и в Египте, где его захватил на время царь Бусирис. Геракл был известен и чтим во всех регионах Азии и Северной Африки, на которые хотел претендовать Антоний. Как и Александр Македонский (чьё происхождение, кстати, тоже вели от Геракла), он был подходящим патроном для будущего правителя Востока.

Но, вероятно, наилучшим покровителем являлся Дионис. Его культ был очень широко распространён по всему миру Средиземноморья. По греческим мифам, Дионис — бог, которого знала и почитала вся Азия. Он появился из-за моря, из неведомого далека, в ореоле славы покорителя Востока, и принёс с собой игривое буйство жизни, опасный, но вдохновляющий экстаз и, как всем известно, — вино.

В 41 году до н. э., незадолго до встречи с Клеопатрой на Кидне, Антоний прибыл в Эфес в роли нового правителя восточных провинций. «Когда Антоний въезжал в Эфес, впереди выступали женщины, одетые вакханками, мужчины и мальчики в обличии панов и сатиров, весь город был увит ветками плюща и тирса, повсюду звучали псалтерии, свирели, флейты, и граждане величали Антония Дионисом — Подателем радостей, Источником милосердия».

Это был уже не первый раз, когда Антоний представал в роли Диониса. Плутарх замечает, что за несколько лет до того, ещё когда Антоний был при Юлии Цезаре назначен начальником конницы, он отличался большой экстравагантностью.

«Взор римлян оскорбляли и золотые чаши, которые торжественно несли за ним, словно в священном шествии, и раскинутые при дороге шатры, и роскошные завтраки у реки или на опушке рощи, и запряжённые в колесницу львы, и дома достойных людей, отведённые под квартиры потаскухам и арфисткам».