Клеопатра - [125]

Демонстрация разудалой расточительности была характерной чертой того времени — начала 1960-х годов. Целое поколение юных западников выросло на антиматериалистических взглядах эпохи кутежа и загула. Изобилие и буйство дионисийских менад нашло современный им эквивалент в безвкусных демонстрациях, что выходили за рамки как изысканного вкуса рафинированной публики, так и экономического расчёта, не говоря уж о моральных предубеждениях. Драгоценности: бриллиант Круппа, стоимостью 305 000 долларов, который, по словам Бартона, достался ему как штраф на теннисной площадке и которому он потом дал прозвище «ледяной ролик»; бриллиант Картье-Бартона, ещё более крупный; жемчужина Ла Перегрина; бесчисленные ожерелья, кольца, серёжки, броши — все они, конечно, могут считаться надёжным вложением капитала, поскольку регистрируются как вклады, не подлежащие налогам, и для Элизабет Тейлор, и для Бартона — это вполне уместное размещение денег. Однако образ Тейлор-Клеопатры не имеет с этим ничего общего. Легенда говорит, что огромные суммы были пущены на ветер ради чистого каприза, потрачены на праздниках просто ради веселья. Яхты, частный самолёт («Я купил его, просто чтобы мы могли слетать в Ниццу на ланч», — сказал Бартон), меха, платья, вечеринки, ненужное расточительство во всём. Они покупали картины — Ренуар, Моне, Ван Гог, — ставили их в подвал и забывали о них. Они обменяли роскошную яхту на пару щенков и вынуждены были их оставить на Темзе, так как не хотели выжидать срок, необходимый по английским законам о карантине. Собаки у них никогда не были вышколенными — если они портили дорогие ковры, то хозяева просто покупали новые. Они путешествовали по-королевски: «Сто пятьдесят шесть мест багажа, четверо детей, одна гувернантка, трое секретарей-мужчин в походных норковых куртках, один парикмахер, одна няня, четыре собаки, черепаха, два сиамских кота в ошейниках, усыпанных бриллиантами».

Они не просто тратили деньги — они этим забавлялись, рассыпая их направо и налево с такой лёгкостью, что сами деньги в момент обесценивались. Они не беспокоились ни о каких правилах приличия, касались ли они вкуса или нравственности, и тем самым задевали чужой вкус и чужую нравственность. «Это самая вульгарная вещь, какую я когда-либо видела!» — так, говорят, заявила принцесса Маргарет, увидев крупповский бриллиант. «Хочешь примерить?» — спросила Тейлор. «О да!» — ответила принцесса.

Во время съёмок фильма «Клеопатра» их порицали блюстители нравственности на всех перекрёстках за адюльтер. Радио Ватикана трубило об оскорблении, нанесённом благородному сердцу. Эд Салливан высказывал надежду, что юные души не будут думать, что священные узы брака могут быть обесценены возмутительным примером миссис Тейлор-Фишер и женатым Бартоном. В Палате представителей американского конгресса было много конгрессменов (и женщин в том числе), что выступали за то, чтобы лишить согрешившую пару права въезда в США. В итальянских газетах, да и в большинстве газет всего мира они порицались за свои «любовные забавы» и «насмешку над священными брачными узами». Но все эти протесты лишь раздували ещё больший интерес к их роману. Разгневанные конгрессмены, осуждающий папа римский, кричащие заголовки прессы — всё это стало закономерной частью легенды о Тейлор-Клеопатре, её изумительной беспечности и способности отрешиться от старых установок. По мере того как ширился скандал, росла слава скандально-знаменитых любовников и их очарование в глазах публики.

«Я считаю, что пара Тейлор-Бартон работает вполне успешно», — холодно отвечал на вопрос репортёров продюсер Дэрилл Дзэнак. Публицист Натан Вейсс был более эмоционален: «Но ведь все теперь побегут смотреть этот фильм, чтобы убедиться во всём собственными глазами!» Тейлор-Клеопатра, женщина-отверженная, подмигивает публике, а публика мигает в ответ.

«За беспорядочные связи расплачиваться не надо» — в этом, по словам одного из журналистов, заключается мораль Клеопатры из фильма «Нильская змея». Кэмп-Клеопатры представляют волшебное царство, где такие понятия, как расплата, не существуют. Это воображаемое царство — не от мира сего. (Те, кто расслаблялся, слушая истории о Тейлор-Клеопатре, в основном не пытались повторить их в своей реальной жизни: и по мере того, как сексуальные mores[24] становились всё менее фригидными, её популярность падала). Но такой воображаемый образ вдохновляет.

В картине де Милла Антоний, ведя двух огромных волкодавов, направляется на корабль Клеопатры. Когда он пересекает сходни, перед ним открывается чарующее зрелище. Он останавливается, потом командует собакам «Сидеть!» (признаки вирильности не в чести там, куда он направляется). Его встречает двойной ряд полуодетых женщин с невероятно большими опахалами из страусовых перьев. По мере того как Антоний продвигается внутрь корабля, женщины загораживают ему проход опахалами, так что он вынужден протискиваться сквозь их мягкие заграждения. Внутри корабля он находит Клодет Кольбер — Клеопатру, лежащую на огромной перине опять-таки из страусовых перьев. На ней жемчужные украшения: нити жемчуга висят на шее, вплетены в волосы, обвивают руки и плечи. (Жемчуг, рождённый внутри морской раковины, символизирует море, женщин и секс. В повести Мери Баттс Клеопатра занимается любовью с Антонием в совершенно круглой сферической спальне, сияющей белизной, «как внутри жемчужины»). «Я оделась так, чтобы вас соблазнить», — говорит Антонию Клодет Кольбер. И она действительно его соблазняет, а вокруг кружатся девушки, они танцуют и поют, одни одеты в шкуры леопарда, другие как русалки. Она околдовывает его девушками, вином, пищей, благоуханием роз, музыкой, весельем. Его волкодавы пугаются и бегут домой.