Клеа - [3]
И все-таки это был странный отъезд, полный маленьких непредвиденных казусов: посланником, например, оказался горбун в серебристом шелковом костюме, с цветком в петлице и с надушенным платочком в рукаве! А еще мы оказались вдруг в самом центре жизни крохотной греческой деревушки, которая вот уже не первый год тактично игнорировала самый факт нашего существования, если не считать спорадических подарков в виде рыбы, или вина, или крашеных яиц; Афина приносила их завернутыми в большую красную шаль. Она тоже восприняла наш отъезд как личную трагедию, поочередно оплакав каждое место нашего немногочисленного багажа. «Все равно просто так вам отсюда не уехать, — после каждого заряда слез, растекавшегося веером по морщинистой старой маске. — Деревня вас просто так не отпустит». Нас намеревались пригласить на прощальный банкет в нашу честь!
Что же касается девочки — я заранее обрядил ее путешествие (как, в общем-то , и всю ее новую жизнь) в костюмы из волшебной сказки. И от бесчисленных повторов сюжет ничуть не утратил свежести. Она сидела тихо-тихо, глядела на портрет и, затаив дыхание, слушала. Она была готова к переменам, более того, ей уже самой не терпелось занять место в яркой веренице нарисованных мной — специально для нее — персонажей. Она, как губка, впитывала смешанные мною почти наугад краски причудливого мира, к которому сама принадлежала по праву рождения и в который должна была вот-вот вернуться, — в мир, населенный призраками отца, Черного Принца, Черного Корсара и приемной матери, Королевы смуглой и царственной…
«Она похожа на карточную даму?»
«Да. На даму пик».
«А зовут ее Жюстин?»
«Зовут ее Жюстин».
«Она курит на портрете. Она будет любить меня больше, чем отец, или меньше?»
«Они оба станут тебя любить».
Иначе нежели чем через посредство мифа или, скажем, аллегории, сей по-детски неуверенной в себе поэтической традиции, ей бы этого всего и не объяснить. Я вызубрил с ней наизусть волшебную карту Египта с расставленными там и сям (и увеличенными до размеров богов — или волхвов, по меньшей мере) портретами членов семьи, магических ее, так сказать, предков. Но, в конце-то концов, разве жизнь сама по себе не есть некая волшебная сказка, которую мы с возрастом перестаем воспринимать как таковую? Неважно. Она заранее пьянела от образа отца.
«Ага, я все поняла». С легким кивком и со вздохом она укладывала аккуратно раскрашенные картинки в потаенную шкатулку памяти — до завтра. О Мелиссе, о своей мертвой матери, она говорила реже, а если говорила, то я отвечал ей все в той же сказочной манере; но она уже успела закатиться, бледная эта звезда, за горизонт, в стылое царство смерти, освободив сцену для других — для прочих карточных персонажей, для тех, кто жив.
Девочка бросила в море мандарин и принялась следить, как он опускается, мягко скользя под водой, на песчаное дно грота. Он лежал на дне, оранжевый язычок пламени, колеблемый невидимой круговертью подводных течений.
«Смотри теперь, как я его достану».
«Может, не стоит, море совсем еще ледяное, ты же умрешь от холода».
«Да нет. Сегодня тепло. Смотри».
Плавала она не хуже выдры, маленький такой симпатичный выдреныш. Я сидел на плоском, нагретом солнцем камне и узнавал в лишенных страха глазах девочки точно такие же, с чуть приподнятыми к вискам уголками глаза Мелиссы; а иногда невзначай, как будто случайная соринка попала, темный многозначительный взгляд (умоляющий, неуверенный) ее отца, Нессима. Я вспомнил голос Клеа, она сказал когда-то давно, в другой жизни: «Запомни, если девочка не любит танцевать и плавать, из нее никогда не выйдет ничего путного в постели». Я улыбнулся и подумал: «А что, если и вправду так?» — глядя, как ловко повернулось под водой ее гладкое тельце и плавным, законченным движением, тюленьей уверенной повадкой скользнуло ко дну, оттолкнувшись от неба большими пальцами ног. И маленькая, белеющая из-под воды полоска между ног. Она подхватила изящным движением мандарин и пошла по спирали вверх, зажав добычу в зубах.
«А теперь беги домой и вытрись насухо».
«Да мне не холодно».
«Делай, что тебе говорят. Ну! Мигом!»
«А тот человек с горбом?»
«Он уехал».
Неожиданное появление Мнемджяна разом встревожило и взбудоражило ее — известия от Нессима привез именно он. Он вышагивал по галечнику вдоль берега — с миной гротескного испуга на лице, — покачиваясь, балансируя, словно привязал к ногам даже не ходули, а пару штопоров. Мне кажется, он хотел показать нам, что его нога приучена едва ли не с рожденья к дымчатой шероховатости изысканных столичных тротуаров. Он был физически не приспособлен к terra firma.[2] Он излучал — в буквальном смысле слова — природную тонкость склада. Одет он был в сногсшибательный серебряного цвета костюм, при запонках, при жемчужной булавке в галстуке и при перстнях с каменьями чуть не на каждом пальце. Одна лишь улыбка, детская его улыбка, да строго приученный к месту завиток волос на лбу остались прежними.
«Я женился на вдове Халиля. И теперь, дорогой мой друг, я самый богатый цирюльник во всем Египте».
Он выпалил все это единым духом, налегая грудью на тросточку с серебряным набалдашником, — к тросточке он явно не привык. Его фиолетовый глаз окинул медленным, едва ли не надменным взглядом наш, скажем так, убогий домик; от предложенного стула он отказался, оберегая отутюженную складку на невообразимых своих панталонах. «Трудновато, должно быть, тебе здесь живется, а? Не то чтобы luxe
Четыре части романа-тетралогии «Александрийский квартет» не зря носят имена своих главных героев. Читатель может посмотреть на одни и те же события – жизнь египетской Александрии до и во время Второй мировой войны – глазами совершенно разных людей. Закат колониализма, антибританский бунт, политическая и частная жизнь – явления и люди становятся намного понятнее, когда можно увидеть их под разными углами. Сам автор называл тетралогию экспериментом по исследованию континуума и субъектно-объектных связей на материале современной любви. Текст данного издания был переработан переводчиком В.
Произведения выдающегося английского писателя XX века Лоренса Даррела, такие как "Бунт Афродиты", «Александрийский квартет», "Авиньонский квинтет", завоевали широкую популярность у российских читателей.Книга "Горькие лимоны" представляет собой замечательный образец столь традиционной в английской литературе путевой прозы. Главный герой романа — остров Кипр.Забавные сюжеты, колоритные типажи, великолепные пейзажи — и все это окрашено неповторимой интонацией и совершенно особым виденьем, присущим Даррелу.
Дипломат, учитель, британский пресс-атташе и шпион в Александрии Египетской, старший брат писателя-анималиста Джеральда Даррелла, Лоренс Даррелл (1912—1990) стал всемирно известен после выхода в свет «Александрийского квартета», разделившего англоязычную критику на два лагеря: первые прочили автору славу нового Пруста, вторые видели в нем литературного шарлатана. Третий роман квартета, «Маунтолив» (1958) — это новый и вновь совершенно непредсказуемый взгляд на взаимоотношения уже знакомых персонажей.
Дипломат, учитель, британский пресс-атташе и шпион в Александрии Египетской, старший брат писателя-анималиста Джеральда Даррела, Лоренс Даррел (1913-1990) стал всемирно известен после выхода в свет «Александрийского квартета», разделившего англоязычную критику на два лагеря: первые прочили автору славу нового Пруста, вторые видели в нем литературного шарлатана. Время расставило все на свои места.Первый роман квартета, «Жюстин» (1957), — это первый и необратимый шаг в лабиринт человеческих чувств, логики и неписаных, но неукоснительных законов бытия.
«Если вы сочтете… что все проблемы, с которыми нам пришлось столкнуться в нашем посольстве в Вульгарии, носили сугубо политический характер, вы СОВЕРШИТЕ ГРУБЕЙШУЮ ОШИБКУ. В отличие от войны Алой и Белой Розы, жизнь дипломата сумбурна и непредсказуема; в сущности, как однажды чуть было не заметил Пуанкаре, с ее исключительным разнообразием может сравниться лишь ее бессмысленность. Возможно, поэтому у нас столько тем для разговоров: чего только нам, дипломатам, не пришлось пережить!».
Дипломат, учитель, британский пресс-атташе и шпион в Александрии Египетской, старший брат писателя-анималиста Джеральда Даррела, Лоренс Даррел (1912-1990) стал всемирно известен после выхода в свет «Александрийского квартета», разделившего англоязычную критику на два лагеря: первые прочили автору славу нового Пруста, вторые видели в ней литературного шарлатана. Второй роман квартета — «Бальтазар» (1958) только подлил масла в огонь, разрушив у читателей и критиков впечатление, что они что-то поняли в «Жюстин».
Православный священник решил открыть двери своего дома всем нуждающимся. Много лет там жили несчастные. Он любил их по мере сил и всем обеспечивал, старался всегда поступать по-евангельски. Цепь гонений не смогла разрушить этот дом и храм. Но оказалось, что разрушение таилось внутри дома. Матушка, внешне поддерживая супруга, скрыто и люто ненавидела его и всё, что он делал, а также всех кто жил в этом доме. Ненависть разъедала её душу, пока не произошёл взрыв.
Рей и Елена встречаются в Нью-Йорке в трагическое утро. Она дочь рыбака из дельты Дуная, он неудачливый артист, который все еще надеется на успех. Она привозит пепел своей матери в Америку, он хочет достичь высот, на которые взбирался его дед. Две таинственные души соединяются, когда они доверяют друг другу рассказ о своем прошлом. Истории о двух семьях проведут читателя в волшебный мир Нью-Йорка с конца 1890-х через румынские болота середины XX века к настоящему. «Человек, который приносит счастье» — это полный трагедии и комедии роман, рисующий картину страшного и удивительного XX столетия.
Иногда сказка так тесно переплетается с жизнью, что в нее перестают верить. Между тем, сила темного обряда существует в мире до сих пор. С ней может справиться только та, в чьих руках свет надежды. Ее жизнь не похожа на сказку. Ее путь сложен и тернист. Но это путь к обретению свободы, счастья и любви.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Юля стремится вырваться на работу, ведь за девять месяцев ухода за младенцем она, как ей кажется, успела превратиться в колясочного кентавра о двух ногах и четырех колесах. Только как объявить о своем решении, если близкие считают, что важнее всего материнский долг? Отец семейства, Степан, вынужден работать риелтором, хотя его страсть — программирование. Но есть ли у него хоть малейший шанс выполнить работу к назначенному сроку, притом что жена все-таки взбунтовалась? Ведь растить ребенка не так просто, как ему казалось! А уж когда из Москвы возвращается Степин отец — успешный бизнесмен и по совместительству миллионер, — забот у молодого мужа лишь прибавляется…
Замечательный роман на вечную тему — роман о любви. Блистательная «Жюстина» Лоренса Даррелла, не случайно названная так же, как и нашумевший в свое время роман маркиза де Сада: чувства в нем столь же изысканы, экзотичны, и он не менее глубок психологически и философски.Можно только позавидовать читателям, которые впервые откроют для себя волшебный мир этого автора.