Клайв С Льюис - [3]

Сразу после обращения Льюис особенно подружился с Толкином, хотя с богословской точки зрения был ему не ближе, чем мусульманин. Толкин был потомственный католик, внешне — полная противоположность Льюису. Дружба была особая — Льюис оставался крайне замкнутым человеком, не допускал посторонних в свой "семейный круг" и сам не интересовался, скажем, семейными проблемами Толкина, вопившими о дружеской поддержке. Именно осенью 1929 года Толкин написал первое сочинение из тех, которые завершились знаменитой трилогией "Повелитель колец". Льюис стал первым читателем: он восхитился Толкином, воочию увидел перед собой Настоящего Писателя и понял, что таким не будет никогда. Льюис стал первым критиком Толкина, первым поклонником и двигателем его дальнейшего труда. Толкин писал медленно, а Льюис его подгонял: как гениальному читателю, ему очень хотелось узнать, "что будет дальше".

Бывают односторонне направленные дружеские отношения; дружба Толкина и Льюиса насыщала обе стороны. Вспоминая о своем обращении ко Христу, Льюис упомянул и Толкина. Само обращение опять произошло незаметно: 28 сентября 1931 года Льюис поехал с миссис Мур и ее дочкой в зоопарк. "Когда мы выехали, я не верил в Иисуса как Христа, Сына Божия — когда мы приехали в зоопарк, я веровал", — так он описал обращение в духовной автобиографии. В письме к другу он добрым словом помянул разговор с Толкином, шедший до утра, когда создатель самого знаменитого мифа-вымысла XX столетия убеждал Льюиса, что Евангелие — не вымысел, а нечто, что могло быть сказано лишь языком мифа.

Вера

В двадцатом столетии миллионы людей прошли путь от неверия ко Христу. Многие из них даже не заметили, что вера в Бога и вера в Христа — не одно и то же. Льюису было дано пережить приход христианской веры как нечто очень и очень постепенное, пережить различные оттенки веры. Была ему дана и наблюдательность, и хорошая память, и — вспомним отца — дар и охота убеждать красноречием. Его коллег не-христиан поражало, как это верующий Льюис сохранил безудержную воинственность, ораторскую агрессивность, привычку лупцевать оппонента аргументами, не давая возможности подумать. Он сохранил и любовь к пиву и табаку. Раз в год он давал студентам торжественный ужин, торжественность которого была в том, что всякий — включая Льюиса — обязан был петь непристойные песни и надираться до наступления темноты. На юных английских джентльменов обрушивался клич окопов первой мировой: "Нынче ни слова о том, что выше пояса или ниже колен!" Все это сосуществовало в Льюисе с упорно растущей верой, создавая личность внешне явно не святую, но крайне живую. Увы, о многих христианах можно сказать лишь обратное.

Льюис стал неофитом — это греческое слово, означающее "новообращенный", часто имеет уничижительный оттенок: верующий, чья вера слишком заносчива, который склонен к ригоризму, нетерпимости. Если неофит умеет писать, он бросается писать в защиту новонайденной веры — но никто его не читает: одно дело иметь веру в сердце, другое — соединить сердце с мозгами. Льюис стал блистательным исключением. Самые знаменитые его книжки были написаны в совершенно неофитском состоянии. Первая — "Кружной путь, или Возвращение паломника" — уже весной 1932 года. Словно озарение приходит к нему свой стиль: природная склонность к занудству остается, но сверхъестественно покрывается изящной, скульптурной точностью самых абстрактных рассуждений. В 1940 он пишет "Страдание" — книгу на сложнейшую богословскую тему, в 1941 — "Письма Баламута" (как свидетельствует биограф Льюиса Уилсон, посвящена Толкину). С этой книги, рассказывающей об основных проблемах духовной жизни неофита в виде отчетов демона-искусителя своему адскому начальнику, началась мировая известность Льюиса: тираж ее превысил миллион экземпляров. Льюиса приглашают выступать с лекциями — они же, впрочем, и проповеди — о христианстве. Каждую среду вечером ему дают пятнадцать минут на радио; из этих бесед рождается книга "Просто христианство". В 1945 г. последовало "Расторжение брака", в 1947 — "Чудо". В эти же годы Льюис пишет три романа, которые Вам и предстоит прочесть.

Все эти книги не принесли Льюису богатства (этот крупный человек болезненно переживал после войны необходимость сократить потребление картошки и невозможность съездить в отпуск на родину, в Ирландию). Замечательно, что его примерно одинаково невзлюбили и верующие, и неверующие коллеги по Оксфорду: ученые литературоведы могут смириться с тем, что знаменитым писателем станет водопроводчик, но не их собственный коллега. Косо смотрели не столько на христианство Льюиса, сколько вообще на его известность. Зато для тысяч людей он стал духовным руководителем — и продолжает оставаться по сей день. Более того, он исправно отвечал на письма читателей (приходившие в основном из стран Континента и из Америки, но не из Англии), раздавая утешения, советы, поучения. Во время войны одна из почитательниц его книг — Джун Флюэт — попала в дом Льюиса, спасаясь от бомбежек Лондона. Она прожила в доме несколько месяцев, прежде чем поняла, что ее любимый писатель, книги которого наставляют ее на духовном пути, и краснолицый губошлеп-хозяин — одно лицо. Тогда она незамедлительно и безнадежно в него влюбилась — и попала в роман "Мерзейшая мощь" под именем Джейн Стэддок.