Клавиго - [11]

Клавиго(дотрагиваясь до его руки). Друг мой, брат мой, я попал в ужасающее положение. Не буду скрывать от тебя и притворяться — я испугался, снова увидев Мари! Как она изменилась, как исхудала, какой у нее изможденный вид. И виной тому я, моя измена!

Карлос. Пустое! Еще в разгаре вашего романа у нее была чахотка. Я тебе тысячу раз это твердил, но влюбленные слепы и глухи. Это позор, Клавиго! Все, все забыть для больной женщины, которая испортит твое потомство, так что и дети твои и внуки будут угасать, как светильники, в которых недостало масла. А ты ведь мог стать родоначальником семейства, в будущем, возможно… Нет, лучше я буду молчать, у меня голова идет кругом.

Клавиго. Что мне сказать тебе, Карлос! Когда я увидел ее после долгой разлуки, в первый миг волнение охватило меня и наполнило мое сердце счастьем… Но — увы, — едва этот миг прошел — осталось лишь состраданье, глубокая искренняя жалость, но любви… знаешь, мне почудилось, что в горячем вихре житейских радостей хладная рука смерти коснулась меня. Я тщился быть веселым, казаться счастливым этим людям, вновь окружавшим меня, — но все было уже позади, я словно окоченел, и страх закрался мне в душу. Не будь они так взбудоражены, они, конечно бы, это заметили.

Карлос. Проклятие! Ад и смерть! И ты все-таки хочешь на ней жениться?

Клавиго молча стоит, погруженный в раздумье.

Ты погиб! Погиб навеки. Прощай, брат, и дай мне все забыть, я буду влачить одинокую жизнь, скорбя о твоем ослепленье. Подумать только! Так уронить себя в глазах света, даже не испытывая при этом страсти, вожделения! Накликать на себя болезнь, которая подточит твои душевные силы и к тому же заставит окружающих с отвращением смотреть на тебя.

Клавиго. Карлос! Карлос!

Карлос. Лучше бы тебе никогда не подниматься, чтобы потом не пасть так низко. Какими глазами будут смотреть на тебя люди! Ее братец, скажут они, малый не промах, умудрился скрутить Клавиго в бараний рог, а тот и пикнуть не посмел. Ха-ха, будут похваляться наши придворные шаркуны, сразу видно, что он из простых. Жаль, скажет кто-нибудь еще, поглубже надвигая свою шляпу и самодовольно похлопывая себя по животу, что этот французишка не на меня нарвался! А все они не достойны и конюхами у тебя служить!

Клавиго(в страхе, обливаясь слезами, бросается в объятия Карлоса). Спаси меня! Друг! Любимый друг мой, спаси меня! Спаси от двойного клятвопреступления, от безграничного позора, от меня самого — я гибну!

Карлос. Бедняга ты! Несчастный человек! А я-то надеялся, что с юношескими неистовствами, с рыданиями, с тоской и унынием давно покончено, надеялся, что ты, уже зрелый муж, не будешь так бурно предаваться горести, которую некогда изливал на моей груди. Опомнись, Клавиго, приди в себя!

Клавиго. Дай мне выплакаться! (Опускается в кресло.)

Карлос. Беда, что ты вступил на путь, дойти до конца которого у тебя не хватает сил! С таким сердцем, с такими убеждениями быть бы тебе мирным, счастливым обывателем, но ты одержим манией величия! А что, собственно, такое — величие, Клавиго? По своему положению, по почету, который тебе оказывают, возвыситься над другими? Оставь! Если в твоем сердце величия не больше, чем в других сердцах, если тебе недостает сил подняться над теми обстоятельствами, которые пугают самого заурядного человека, значит, ты, со всеми своими орденскими лентами и звездами, даже с короной на голове — и сам так же зауряден. Возьми себя в руки, успокойся.

Клавиго подымается, смотрит на Карлоса и протягивает ему руку. Карлос порывисто схватывает ее.

Выше голову, друг мой! Решайся. Отбросим все! Я говорю тебе: на чашах весов две возможности. Либо ты женишься на Мари и обретешь свое счастье в тихой семейной жизни, в мирных радостях, либо ты пойдешь дальше по почетной стезе к уже близкой цели. Итак, повторяю: отбросим все: стрелка весов стоит посередине. Ты один можешь решить — какая из двух чаш перевесит! Решайся же! На свете нет ничего более жалкого, чем нерешительный человек, — он мечется между двумя чувствами, жаждет связать их воедино и не может взять в толк, что лишь сомнения и тревоги, его терзающие, связывают их. Иди к Мари, протяни ей руку, поступи как порядочный человек, который приносит в жертву слову, некогда данному им, все счастье своей жизни, который считает священным долгом исправить то, что он натворил, и никогда не расширяет круг своих действий и страстей, ибо главное для него — исправление ошибок. Итак, наслаждайся счастьем спокойного самоограничения и доброй совести, словом, блаженством, что даруется людям, умеющим созидать свое счастье и счастье близких, — решайся же, и я назову тебя настоящим человеком…

Клавиго. О Карлос, если бы я имел хоть искорку твоей силы и твоего мужества.

Карлос. Она тлеет в тебе, и я раздую ее в пламя. Взгляни — на другой чаше весов счастье и величие, которые тебя ожидают. Я не собираюсь расписывать твое будущее пестрыми поэтическими красками, вспомни, сколь живо ты его себе представлял, покуда этот французский вертопрах не сбил тебя с толку. Но все равно, Клавиго, будь настоящим человеком, иди своей дорогой, не оглядываясь по сторонам. Я уповаю, что ты опамятуешься и уразумеешь наконец, что незаурядные люди незаурядны еще и потому, что долг их отличен от долга человека заурядного. Тот, кто обязан обозревать великое целое, управлять им и его сохранять, также обязан пренебречь мелкими житейскими обстоятельствами, во имя блага великого целого. Так вседержитель поступает в природе, король в своем государстве, — почему же и нам не уподобится им?