Клавдий. Нежданный император - [5]

По линии своей матери Антонии Клавдий был связан с двумя другими знатными родами. Во-первых, с родом Антониев: менее блестящий и менее древний, чем род Клавдиев, он, однако, обладал известностью, которую во многом увеличил последний из его представителей — Марк Антоний. Хотя августовская пропаганда выставляла побежденного при Акциуме Антония воином-наемником, рабом царицы-нимфоманки, он оставил по себе более лестное воспоминание — как исключительный стратег, а также щедрый и великодушный вельможа. Клавдий был его внуком. А во-вторых, с родом Юлиев — старым патрицианским родом, из которого происходил Юлий Цезарь. Последний же был не только приемным отцом Октавиана, но и его двоюродным дедом по матери, так же как и Октавии[4].

Маленький Тиберий не успел узнать своего отца. В 9 году до н. э. Друз умер, свалившись с лошади, когда возвращался из германского похода. Август потерял талантливого полководца, а римский народ — обожаемого героя. Ему воздали посмертные почести в соответствии с его талантами: триумфальная арка в Риме, надгробие на берегу Рейна, урна с прахом в мавзолее, который Август построил для себя и своей семьи. Сенат наделил его прозвищем Германик, передаваемым по наследству, в память о его подвигах в боях с германцами. В тот момент оно перешло к старшему сыну, судьба которого будет такой же, как у отца, — славной и трагической. Именно он войдет в историю под именем Германик.

Август предпочитал Друза Тиберию, и если бы у него был выбор, возможно, передал бы трибунские полномочия именно первому, а не второму. Кстати, когда император пожелал соединить свою кровь с кровью своей жены, представлявшей великий род Клавдиев, он выдал свою племянницу Антонию именно за Друза, а не за Тиберия. Правда и то, что братья, хотя и любили друг друга, были совершенно разными. Насколько Друз был любезным и веселым, настолько Тиберий — молчаливым и нелюдимым. Его отталкивающий вид вызывал антипатию, так что шутливые разговоры немедленно обрывались, едва он показывался на глаза; Август, которому он явно действовал на нервы, даже писал Ливии записки, жалуясь на дурной характер ее старшего сына.

Но император умел ценить таланты. У Тиберия их было столько же, сколько у брата, и когда потребовалось заменить Агриппу, Август, естественно, обратился к нему. Увы! Как только он приобщил Тиберия к власти, тот внезапно отрекся от всего. Сказал, что устал за 20 лет войн в Испании, в Альпах, в Иллирии и Германии, и объявил о своем отъезде на Родос, где намеревался отдохнуть и завершить свое образование. По правде говоря, положение у него было незавидное. Зажатый между незаурядной личностью Августа, непомерной гордыней своей жены Юлии, честолюбивыми надеждами своей матери Ливии, Тиберий, напомним, должен был помогать принцепсу при его жизни, а затем, возможно, править страной в период между смертью Августа и приходом к власти Гая или Луция. И ко всему этому примешивались подозрения антиклавдиевой партии, что он несколько иначе рассматривает судьбу обоих наследников… Август не верил в вероломство своего пасынка, судя по тому, как он давил на него, чтобы пересмотреть свое решение. Но не вышло: Тиберий не уступил, а начал голодовку — неслыханный и возмутительный поступок со стороны патриция, призванного по рождению на службу государству. Через четыре дня, поняв, что пасынок решился идти до конца, Август смирился и отпустил его.

Добровольное изгнание Тиберия не положило конец его карьере. Кстати, официально за ним сохранялись трибунские полномочия, только что переданные ему Августом на пять лет. Но по мере того как Гай и Луций взрослели, вероятность обращения к услугам сына Ливии таяла. В 1 году до н. э. старшему было 19, младшему — 16 лет, и трибунские полномочия Тиберия не возобновили. Два года спустя, проведя семь лет на Родосе, он получил дозволение вернуться в Рим. Это долгое отсутствие стерло память о Клавдиях. Теперь Тиберий был человеком без политического будущего, а его племянники Германик и Клавдий оставались в тени. В них больше не было необходимости: крепкое здоровье сыновей Юлии и Агриппы отвечало династическим надеждам Августа.

Увы, в очередной раз Парки обрезали нить от прекрасного клубка, который терпеливо сматывал император. Во 2 году н. э. Луций неожиданно скончался в Марселе, отправившись с поручением в Испанию. В 4-м настал черед Гая: он умер от раны, полученной пятью месяцами ранее в Армении. Эта двойная кончина вызвала сильнейшее волнение во всей Империи, подтвердив, что идея о династии укоренилась в умах, склонив общественное мнение к семье Августа. Но императору было 67 лет, его здоровье было подорвано, и потому был необходим новый план в отношении наследника.

В семье императора еще оставалось несколько отпрысков, пощаженных судьбой. Имелся последний внук — тот самый Агриппа Постум, которым Юлия была беременна на момент смерти Агриппы. В 4 году ему исполнилось 15 лет, и, по идее, он лучше всего подходил на замену своим братьям, но дед испытывал кое-какие сомнения на его счет. Согласно древним авторам, ум и душа этого юноши были развиты меньше, чем мускулы и гордыня, и даже если это описание преувеличено, совершенно точно, что к тому моменту Постум не выказал необходимых дарований, чтобы облачиться в пурпур. У Августа еще оставался внучатый племянник Германик, достигший восемнадцатилетия, умственные и человеческие качества которого выгодно отличались от качеств Агриппы Постума.