Клавдий. Нежданный император - [19]

Октавиан мог оправдать свой государственный переворот защитой Запада от угрозы со стороны Клеопатры и предателя Антония. Для той войны не только сенат предоставил ему полные полномочия, но и весь народ Италии поклялся ему в верности, сделав верховным вождем. Избавившись от своего соперника, он, напомним, смог притвориться, будто слагает с себя полномочия, чтобы сенат умолял его оставить бразды правления в своих руках. Так родился принципат — не что иное, как возобновление полномочий, полученных законным путем, с формального согласия сената.

По словам Иосифа Флавия, Калигула ограничился «уведомлением» сената о том, что Тиберий избрал его своим преемником. Он лгал. Покойный император не принял четкого решения в пользу Калигулы или его кузена Тиберия Гемелла; это обнаружится при вскрытии завещания. Но, как мы видели, преторианцы и Мизенский флот приветствовали Калигулу. Молодой человек еще даже не был в Риме, он только-только уехал с Капри, где Тиберий испустил дух. Но именно его народ, толпившийся вдоль дороги, будет встречать приветственными кликами до самой столицы. Сенату придется лишь утвердить свершившийся факт несколько дней спустя. Собранию это было досадно, поскольку форма была нарушена. Принципат зиждился на армии и народе, это знали все, но официально императоров сотворял сенат. С пришествием к власти Калигулы с этой условностью было покончено. Но хотя бы не возникло конфликта, потому что никто не хотел сражаться за Гемелла, так что можно допустить, что войска и народ попросту предвидели решение сената.

Зато возвышение Клавдия было гораздо более унизительным для высокого собрания. Оказался сброшен последний покров с военной природы режима. Конечно, покров был настолько тонок, что не скрывал очертаний меча, но все же оберегал целомудрие сенаторов. Клавдий сорвал его, показав сенаторам то, чего они не хотели видеть. Его путч был похож на переворот Цезаря, поскольку он оказался всем обязан преторианцам, как Цезарь был всем обязан своим легионам. Кстати, позднее два выпуска монет напомнят о тесных связях между стражей и императором. На аверсе одной из них изображена казарма преторианцев, на которой восседает Фидес (богиня верности) рядом со штандартом, а на стене надпись: IMPERATOR RECEPTUS (принятый император). На другой Клавдий в тоге пожимает руку стражнику в доспехах, держащему штандарт, и надпись: PRAETORIANI RECEPTI (принятые преторианцы). Такая оплеуха не предвещала ничего хорошего в плане отношений между сенатом и императором. По словам Флавия, сенат якобы объявил Клавдию войну, как только тот был провозглашен преторианцами. В переводе на язык римского права это означало, что собрание объявило его hostis, то есть «врагом (государства)», или, по меньшей мере, adversarius — «противником государства». Неточность терминологии Флавия и отсутствие подтверждений в других источниках не дают уверенности на этот счет.

Зато одно известно наверняка. Клавдий выждал 30 дней, прежде чем появиться в курии с эскортом. Это было сделано, чтобы принять все почести и титулы, полагающиеся императору, за исключением звания Отца Отечества, которое он примет только в январе 42 года. Но надо было также и предоставить соответствующие гарантии, чтобы умерить враждебность. Первым делом он объявил амнистию для участников заговора против Калигулы. Никакого расследования не проводилось, и заговорщикам не приходилось бояться, что они предстанут перед судом. Этим, кстати, и объясняется, что мы так мало знаем об этом деле. Тем не менее убийство принцепса нельзя было оставить полностью безнаказанным, иначе появятся другие желающие. Поэтому амнистия распространялась только на сенаторов, и в совершенно классической манере счет был предъявлен только подручным. Преторианских центурионов казнили, при этом Херея с некой бравадой потребовал, чтобы ему отрубили голову мечом, которым он сразил свою жертву.

Эта первая милость касалась лишь немногих. Поэтому Клавдий немедленно предпринял ряд мер с целью обласкать побольше аристократов. Он вызвал из изгнания нескольких человек, отправленных туда в предыдущее царствование, в частности Агриппину II и Юлию Ливиллу, которые, как мы помним, плели заговор против своего брата Калигулы. Он вернул имущество тем, кто был его лишен по приказам Тиберия и Калигулы, — вероятно, провинившись лично перед цезарями. Это последнее распоряжение — в пользу самих жертв или их наследников — не касалось всех подряд, как дает понять Дион Кассий, попросту потому, что иначе обошлось бы слишком дорого.

Знатные семьи часто носили прозвище, унаследованное от предка, который заслужил его каким-либо подвигом или особенностью внешности. Однако Калигула запретил некоторым из них, которых считал своими врагами, носить такие имена. Так, у Манлиев отняли прозвище Торкват («Ожерельный»), полученное их предком Титом, который снял ожерелье с убитого им в поединке великана-галла; у Квинкциев — прозвище Цинциннат («Кудрявый»), у Помпеев — Магн («Великий»), Клавдий отменил эту оскорбительную меру для Гнея Помпея, пообещав ему в жены свою дочь, но можно предположить, что и другие пострадавшие таким образом роды восстановили свои права.