Клара и тень - [153]

Внезапно он понял, что ее картина шла после «Пира». Вспомнил, что решил не задерживаться около «Пира», чтобы поскорее дойти до нее.

Он узнал одного из сотрудников отдела по уходу. Тот нервными движениями вешал этикетку на шею Паулы Кирхер, Ангела из «Иакова, борющегося с ангелом». За спиной у Паулы красовались огромные, сверкающие перламутром крылья, прикрепленные к ней, как чудовищный и бесполезный парашют. Другой помощник торопился прикрыть ее ценную охристую наготу халатом, но его невозможно было надеть, не снимая крыльев, так что Паула завернулась в халат, точно в полотенце. Проходящие рядом с ней люди цеплялись за ее перья головой или плечами; какой-то пожарный каской выдрал одно перо. На исступленный вопрос Босха ответила именно Паула: она выглядела намного более спокойной, чем тот тип, что вешал на нее этикетки.

— Рядом с «Христом».

Она указывала на боковой выход. Никакого фургончика там не было. «Боже мой, где она? Ее уже эвакуировали?» Он побежал туда сломя голову. Сотрудница отдела безопасности из группы охранников, дежурившей внутри «Туннеля», успокаивала какую-то женщину, скорее всего человека, а не картину. Рядом с ней стояла фигура, которая таки была картиной: лиловые одеяния и лицо как у веласкесовского кардинала, — наверное, один из персонажей «Дозора». Босх перебил охранницу быстрыми вопросами.

— Не знаю, господин Босх. Может, ее уже эвакуировали, я не знаю. Попробуйте связаться по рации с контрольным пунктом.

— У меня нет рации.

— Возьмите мою.

Девушка отцепила микрофон с наушником и отдала ему. Прилаживая его к правому уху, Босх ощутил, что его сердце играет фортепианный концерт. Это звонил сотовый во внутреннем кармане пиджака. Босх не знал, когда он начал трезвонить. Телефон вдруг затих. Босх решил пока не заниматься этим звонком. Он отследит его потом.

«Спокойствие, спокойствие, спокойствие. Первым делом первое дело».

Радиооператор тут же царапнула его слух на удивление отчетливым голосом. «Будто голос ангела в хаосе бедствия», — подумал Босх. Он попросил, чтобы его соединили с Никки Хартель в вагончике «А». Оператор была полна готовности выполнить его просьбу, но ей нужен был код доступа, который сам Босх, следуя инструкциям мисс Вуд, приказал всем использовать в телефонных или радиоразговорах с начальством. «Черт». Он закрыл глаза и сосредоточился, оператор ждала. Из соображений безопасности он нигде его не записал, а заучил наизусть, но в другом веке, в другую эру, во времена другой вселенной с другими законами, до того, как порядок был снесен хаосом и Рембрандт со своими картинами захватил Амстердам. Но он гордился своей памятью. Он вспомнил. Оператор сверила код.

Когда послышался голос Никки, он чуть не расплакался.

Похоже, Никки была в еще худшем состоянии.

— Куда ты подевался? — взорвался в трубке ее энергичный молодой голос. — Мы тут все…

— Послушай, Никки, — перебил Босх. И на секунду замолчал, прежде чем продолжить.

«Прежде всего важно говорить спокойно».

— Вам, наверное, много всего надо мне рассказать, — сказал он. — Но первым делом мне нужно кое-что знать… Где Ниэль? Где моя племянница?

Ответ Никки последовал сразу, словно она с самого начала ждала этого вопроса. Босх снова почувствовал благодарность за ее щедрую эффективную поддержку.

— В безопасности, в эвакуационном фургончике, не волнуйся. Все под контролем. Просто «Девочка в окне» — однофигурная картина, и стояла она отдельно, как «Титус» или «Вирсавия», поэтому группа ван Хоора эвакуировала ее раньше, чем другие, более сложные картины.

Босх прекрасно понял объяснение и на секунду потерял дар речи от внезапного прилива облегчения. Но тут его внимание привлекло другое.

— Но большинство картин все еще здесь. Более того, они снова выходят из фургонов. Я не понимаю.

— Пять минут назад эвакуацию отменили, Лотар.

— Что? Это абсурд!.. Землетрясение может повториться в любую минуту… И второй раз конструкции могут не выдержать…

Никки перебила его:

— Это было не землетрясение. И не дефект в конструкциях навесов, как мы думали до недавнего времени. Нам только что звонил Хоффманн. Это все штучки отдела искусства, о которых никто не знал, даже отдел ухода и большинство сотрудников самого отдела искусства… Что-то, связанное с картиной «Христос» — оказывается, это интерактивный перфоманс со спецэффектами, и никто об этом не знал.

— Но «Туннель» шатался сверху донизу, Никки! Он чуть не рухнул!

— Да, здесь, в вагончике, мы заметили это по вибрации мониторов, но, похоже, он все равно не упал бы. Все было подстроено. По крайней мере так говорит Хоффманн. Он утверждает, что все было под контролем, что картины не пострадали и что он не совсем понимает, почему началась волна паники. Твердит, что вибрация «Туннеля» была не такой уж и сильной и что было очевидно, что это часть художественного замысла, потому что все началось именно после того, как «Христос» скончался на кресте, испустив крик…

Тут Босх вспомнил, что все началось с крика.

— В общем, — пожаловалась Никки, — мы тут ничего не поняли, конечно, но ведь это современное искусство, и не нужно пытаться его понять, верно?… А кстати, Мэтра и Стейна никто не может разыскать. И Бенуа чуть не по стенам бегает…