Клан - моё государство 2. - [66]

– Александр, у вас от сердца есть пилюли, дайте,- попросил Евстефеев.- Охолонуло чтой-то в грудях.

Сашка протянул ему капсулу.

– Не по годам мне в ночь шарахаться,- бросая в рот таблетку, сказал он.

– Сдаёшь, Василий,- подколол его Панфилов.

– Этому не учили,- ответил Евстефеев.- Себя давешнего вспомни. Я не за себя перетрухал. Если это ГРУшники нам хвост повесить решили, нам всем не сладко будет.

– Твои собратья по "контре" свои секреты хранить не умеют, а чужие знать хотят,-опять уколол Евстефеева Панфилов.

– А что,- посасывая нитроглицерин, пробормотал Евстефеев.- Слабо с ними тягаться или не слабо?

– Я на пенсии, пусть меня в зад поцелуют,- определил свою позицию Панфилов.

– То-то ты хорохоришься,- не выпускал его из диалога про хитрецов из ГРУ Евстефеев.- Они и тебя прижать могут, и всех нас.

– Всё, всё, мужики, хорош цапаться,- прекратил их спор Жух, всыпая заварку в чайник.- Нам, славянам, что чай, что рай, только наливай. Давайте чайку попьём и дождёмся. В нашем секторе за сутки до встречи было пусто,- он стал разливать кипяток в подставленные кружки.

За чаепитием прошёл час.

– Идут,- встрепенулся Левко, хоть шагов ещё не было слышно.

Показался Максим, а неизвестный остановился чуть поодаль, не приближаясь к костру.

– Вот, Сань,- Максим протянул бумаги.

Сашка стал просматривать, время от времени присвистывая. Пролистав все документы, он сказал в темноту по-китайски что-то, а Левко – по-русски:

– Переводи присутствующим.

Из темноты вышел лет двадцати пяти выше среднего роста мужчина крепкого телосложения с явно азиатскими чертами лица.

– Дед твой, что ли, бывал в наших местах?- спросил Сашка.

– Да, его карта,- отвечал пришелец.

– Давненько, однако, был. В 1916 году в последний раз приезжал.- Сашка указал пришедшему место возле себя и, когда тот сел, вернул ему бумаги, а всем присутствующим сказал по-русски:

– Вот и первые гонцы с того света. Это к теме нашего давешнего разговора о долгах имеет прямое отношение. Он пришёл за сокровищами. Его дедушка сделал в 1916 году заявку на месторождение золота, а внук пришёл это золото добывать,- Сашка усмехнулся.- У него на руках заявка, оформленная нотариально и согласно законов Российской империи. Ему дед передал по дарственной как владельцу и зарегистрировал эту передачу в международном суде в Гааге. Это всем нам пример того, как поступают порядочные люди, уважающие закон. Всё фиксируют. Он границу нашу пересёк официально, штампы в паспорте в полном порядке.

– И он что, серьёзно собирается добывать?- спросил Гунько.

– Было бы желание,- ответил Сашка.

– Государство наше это запрещает,- сказал Гунько.

– А мы – не государство,- Сашка махнул Жуху, давая понять, что нужно накормить пришедшего китайца. Тот стал собирать ужин.- Заявочные столбики его деда сохранились, сотрудник горного департамента взял с него взнос за десятилетнюю разработку, что, согласно расписки, составило две тысячи семьсот рублей, а это по тем временам сумма огромная. Ещё, согласно закона, дед должен был отдавать часть добываемого металла в казну или уплачивать эквивалент в денежном выражении от добываемой массы – 14,5. Он ведь не виноват, что в этой стране власть, сменившая ту, у которой он регистрировался, изменила законы и не желает помнить долгов. Вот мы и возьмём с него эти четырнадцать с половиной процентов, а остальное – его заботы.

– И металл, если он добудет, дадите вывезти?- не поверил Гунько.

– Ну, положим, он его сам не потащит, прекрасно понимает, что это грозит тюрьмой. Мы ему перекинем, за плату, естественно. Скорее всего, не в Китай, куда-нибудь в Европу,- Сашка спросил у китайца что-то, и тот долго прерывисто говорил. Левко переводил его речь.

– Лучше во Францию, там у брата ресторанчик. Да и мне университет надо окончить, я в Сорбонне учусь. В Мюнхене окончил технический колледж по горному делу, а в Париже продолжаю совершенствоваться.- Вот так,- констатировал Сашка.- Человечество стремится к знанию, а наши наворуют и сразу в "Мерседес" норовят сесть. Они учиться предпочитают, понимая, что деньги со временем придут.

– Мне всё равно ваш подход не ясен,- Гунько был недоволен.- То вы сотню человек убиваете, а то пожалуйста – добывай.

– Я, Юрий Ефимович, законов не устанавливаю. Они до меня сложились. Любой через наши территории имеет право идти и ехать транзитом беспошлинно. И трогать такого путника, а тем более, обижать или разбой чинить – не имеет права никто. У нас есть положенная на карту схема тех заявок, что были сделаны давно. Сохранилось таких много. Есть Опаринские, есть промышленника Зотова, артельные есть, разные. Мы к ним, в отличие от государства, не прикасались. Это уважение к прошлому, к труду тех, кто в этих местах глухих долгие годы в голоде и холоде корпел в поисках, а в те времена это было сопряжено с опасностью, и заниматься этим промыслом решались люди мужественные и, по большому счёту, отчаянные. Отсылаю вас в мировую литературу, к произведениям Джека Лондона, читайте и знайте, что освоение этих мест, не в пример Аляске, происходило более масштабно и характерно. Наши старатели не строили городов и продовольственных баз. Всё необходимое каждый тащил сам, больше надеясь на собственные силы и то, что даст ему тайга. Россыпных месторождений здесь столько, что на всех хватит с лихвой, а рудных жил вообще не счесть, только добывай. Вот оно лежит под нашими ногами, бери промывай. Где это государство, издавшее законы, по которым металл этот желтый принадлежит ему? Само не разрабатывает и другим не разрешает. Чёрт с ним, с этим государством. Вот он пришёл добывать, подчёркиваю – добывать, а не воровать, и я его уважаю, он мне больше, чем друг, он мне родня. По существующим законам ему пятнадцать лет лагеря надо дать. А за что? И зачем? В нём, возможно,- правильно он распорядись добытым – новый Нобель спит-дремлет, а мы его в каталажку. Он через пять лет мир таким открытием осчастливит, Эйнштейн какашкой покажется. И потом, он ведь не на халяву хочет, он спину свою согнёт, ему помощь не нужна, вон у него руки какие – рабочие. Так прав я или нет?