Клан двурогих - [17]

Глава 7 Дела семейные

Владетели Ожский и Ульвинский вернулись из Сурана в самом конце лета с большим хлебным обозом, но утешительных вестей не привезли. На землях Храма не было мира, как не было и понимания надвигающейся опасности. Суранские города враждовали друг с другом, со степняками, с варварами восточных лесов, по храмовым землям гуляли бесчисленные банды, а тут еще и стая, изменив веками протоптанный маршрут в сторону Лэнда, обрушилась на юго-западные области Сурана.

С хлебом Бесу помог старый знакомец хан Дуда, но ни о каком военном союзе против гуяров он и слышать не хотел, в близкую опасность не верил. Разоренный войной Лэнд его не прельщал, куда выгоднее и безопаснее было трясти суранские города, которые без проволочек откупались от степняков дарами, а то и нанимали их для разборок с бандами. Кроме того у хана были свои соперники в степи и за ними нужен был глаз да глаз. Словом, Дуда посочувствовал лэндцам, поцокал языком, посодействовал в приобретении зерна и даже предоставил охрану для хлебных обозов, но рассчитывать на него в борьбе с гуярами не приходилось.

– Боюсь, что с владетелями у нас будут неприятности, – сказал грустно Отранский. – Агенты Олегуна не теряли времени зря. Как бы владетели не договорились с гуярами нашими головами.

– Понять нордлэндцев и вестлэндцев можно, – вздохнул Ульвинский, – наши земли и замки пока при нас, а им терять уже нечего и нечего защищать.

– А что доносят твои лазутчики, благородный Гаук? – спросил Бес.

– Почти уже решено, что императором гуяров выберут Конана из Арверагов. Конан горячий сторонник похода в Приграничье и далее вглубь Сурана. Все новые и новые гуярские корабли прибывают из-за моря, и прибывшие хищники ждут своей доли добычи.

– Быть может, стоит договориться с гуярами, – осторожно заметил Эйнар Саарский, – и пропустить их через земли Приграничья в Суранские степи.

Отранский кивнул головой:

– Я посылал людей к знакомому вам Родрику из Октов, как мне кажется, он непрочь договориться.

– Так в чем проблема? – удивился Ульвинский.

– Проблема в том, что далеко не все гуярские вожди согласны с Родриком, большинство стоит за войну.

– Было бы безумием со стороны гуяров уйти в Суранские степи, оставив нас за спиной, – спокойно сказал Бес Ожский. – Надо полагать, что Конан из Арверагов это понимает. Я не против переговоров с Родриком, но следует быть готовым к любому повороту событий.

Сигрид ревниво наблюдала за Бесом Ожским, склонившимся над колыбелью. Может быть, кому-то это и покажется смешным, но она не считала его отцом Рагнвальда и Оттара, хотя и не отрицала, что родила их именно от него. Конечно, она проявила слабость в ту ночь, да еще и пыталась скрыть это от самой себя. Сейчас, вспоминая об этом, Сигрид испытывала неловкость – в ее-то возрасте разыгрывать из себя невинную дурочку. Но пусть этот человек не думает, что занимает в сердце благородной Сигрид хоть какое-то место. Союз – да. Но не более того.

Наверное, Бес не был ей совсем уж безразличен ни в полузабытые дни их юности, ни потом. Если бы в ту ночь, когда оскорбленная Гарольдом, она приехала в Ожский замок, к ней бы пришел любовник, а не насильник, кто знает, как бы сложились их отношения. Но тогда он не желал ее любви, он жаждал мести. И отомстил подло и низко. Как только может отомстить мужчина женщине. И разлучил ее с Оттаром. Две ночи она провела с Бесом Ожским и родила ему троих сыновей, без любви, без нежности. Он предпочел пустить в ход силу, обман и колдовство в придачу. А чем еще прикажете объяснить ее не раз уже проклятую слабость в ту ночь, когда были зачаты близнецы. Наверное, по большому счету, этот человек был вправе отомстить и ее отцу Бьерну Брандомскому, и ее мужу Гарольду Нордлэндскому, но этот большой счет не для благородной Сигрид.

В любви меченого Сигрид не сомневалась, но уж очень странной была эта любовь, рождавшая в ее душе протест и возмущение и против него, и против самой себя, которая хоть и не отвечала, но позволяла себя любить. Кое-чего этот человек от нее уже добился и почти без ее согласия. Недаром же его называют Черным колдуном. Меченый ей действительно нужен, но вовсе не как женщине, а как королеве. И, пожалуй, стоит ему сказать об этом прямо.

– Мне нужны деньги, владетель Ожский.

Бес оторвался от колыбели и удивленно посмотрел на женщину:

– Все доходы Ожского замка в твоем распоряжении.

– Деньги нужны не только мне, они нужны Отранскому.

– Почему же благородный Гаук сам не попросил их у меня?

– Благородный Гаук считает, что любовнице Беса Ожского сделать это гораздо проще, – зло проговорила Сигрид. – Все они считают Сигрид Брандомскую потаскухой, которая отдается меченому за золото и за помощь в спасении государства.

– И ты позволяешь им так думать?

– Позволяю, – надменно вскинула голову Сигрид, – потому что это правда. Королевы ничем не отличаются от прочих женщин, и когда им платить нечем, они платят своим телом.

– Положим, ты платишь не слишком щедро, – усмехнулся Бес.

Сигрид уже подняла руку, чтобы влепить ему пощечину, но передумала. В конце концов, он впервые недвусмысленно высказался о своих желаниях, хотя и в издевательской форме. Но от Беса Ожского большего ждать, пожалуй, не приходилось.