Клан - [6]

* * *

– Ты сам знаешь, что я обязан сообщить, Джек.

– Знаю.

– Тогда придумай причину получше, почему я не должен этого делать.

Джеку было страшно. В последние несколько часов его предал здравый смысл, а все потому, что с ним в пикапе ехал сын. Если бы Пит остался дома, он бы подчинился чертову благоразумию и проехал бы мимо, увидев девчонку на дороге. Конечно, потом его замучила бы совесть, но на этот случай есть виски, и прибегал он к нему не в первый раз. За шестьдесят один год тяжелой жизни он неплохо наловчился заметать неприятности под коврик и притаптывать, чтобы потом проходить мимо, а не разглядывать. Но он знал, что мальчик так просто этого не оставит. Глупый еще, не понимал, что между добром и злом простирается широкая серая область, особенно когда речь идет о собственном здоровье. Еще не узнал о чудовищах, которые питаются самаритянами.

Джек заметил девушку раньше Пита, но молчал, даже пытался как-нибудь отвлечь мальчишку, чтобы и он ее проглядел. Сказал, что надвигается буря, судя по виду туч над холмами слева. Надо было понимать, что мальчик смекнет. Он редко говорил сыну больше пары слов без необходимости – так и не научился с ним общаться за все эти годы. И тем более, не заводил праздные разговоры о погоде, так что, вместо того, чтобы смотреть в окно на тучи, а не на девушку, Пит нахмурился и посмотрел на отца. А потом проследил за взглядом до свернувшегося калачиком силуэта на обочине. Даже тогда, несмотря на то что Пит схватил Джека за руку и показал на несчастную, тот подумывал просто нажать на газ и рассказать подростку то, о чем он сейчас рассказывал доктору:

– Просто… беда будет, док.

– Какая еще беда?

Джек искал слова, чтобы объяснить все, не объяснив ничего, но в голове скакали мысли и закипала паника. Нужно успокоиться. Он пригладил волосы и умоляюще посмотрел на Веллмана.

– Есть выпить?

Доктор кивнул.

– Идем на кухню.

4

В натужном свете умирающего дня Пит изучал бурые пятна на пальцах, затем выставил их под дождь. Как странно – ее кровь на его коже, что-то личное, чем бы она с ним не поделилась, будь на то ее воля. Он узнал тайну, в которую ее еще не посвятили, получил то, о чем она не знала, что лишилась. Когда руки намокли, он вымыл их и вытер о джинсы. Ему вдруг стало грустно – будто из-за неуважения, будто для него ее кровь значила не больше, чем грязь, которую не терпится смыть. Но у него и язык не повернулся бы такое сказать. Болтаясь у двери доктора Веллмана, все еще надеясь подслушать разговор, который заглушали рокот далекого грома и шелест дождя, Пит мечтал оказаться внутри. Не рядом со взрослыми и их перешептываниями, а в комнате девушки, чтобы, когда она проснется, рядом была хоть одна живая душа. Ему была ненавистна мысль оставить ее в одиночестве – как ранее она наверняка чувствовала себя, когда над ней надругался нападавший. Одинокая, беспомощная, потерянная. От этих мыслей сердце обливалось кровью.

Выйдя из-под крыши крыльца, Пит сощурился из-за дождя и пригляделся к пикапу. Тот смотрел в ответ слепыми фарами у хромированной решетки, которая давно не блестела.

Пит сунул руки в карманы. Ты ее даже не знаешь. Он выдохнул через нос. Подумал, сколько еще ждать отца: он неразговорчивый человек, так что, наверное, недолго – решил Пит. Хотя, судя по его виду в коридоре – такой погруженный в себя, – ему было что рассказать.

Он бросил взгляд налево, на два окна на фасаде докторского дома. Окно комнаты девушки должно быть где-то в конце.

Оставь ее в покое.

Зная, что он наверняка совершает ошибку, которая принесет немало боли и проблем, Пит все же пригнулся и пошел от пикапа к углу дома.

* * *

Они сидели лицом друг к другу за маленьким квадратным столиком, который некогда украшала кружевная скатерть, а теперь он стоял голым и расцарапанным. Со смерти жены Веллман не видел смысла в том, чтобы каждодневные вещи радовали глаз, – раз единственное, что радовало его душу, закопали в холодной, безучастной земле. Он предложил Джеку бутылку скотча и наблюдал, как тот наливает себе полстакана.

– Ты знаешь, кто с ней это сделал? – Он взял возвращенную бутылку, но, наполняя свою кружку, не сводил глаз с лица Джека.

– Точно – нет, – ответил гость, прежде чем одним глотком едва не опустошил стакан. – То есть… я их за руку не ловил, ниче подобного, но…

– Рассказывай, – заторопил Веллман, когда ему показалось, что Джек запутался в собственных мыслях.

По окну стучали капли дождя. Из-за лампочки в стеклянном абажуре с узором из цветов – единственная уступка декору, потому что доктор не знал, как его снять, не разбив, – тени были длинными и расплывшимися. Еще не ночь, но темнота наплывала – будто Джек Лоуэлл с сыном привезли ее за собой.

– Помнишь, несколько лет назад в наших местах ребята пропали?

Веллман кивнул:

– Туристы. Парни и их девушки. Помню.

– Ага. Значит, помнишь, какая шумиха тогда поднялась. Ребята были из богатых. Как родители прознали, что в последний раз их видали в Элквуде, примчались сюда с целой армией, взяли шерифа за шкирку. Газетчики и все прочие.

– Было дело.

– А я их видал, – он сложил руки на стакане. Под ногтями грязь, кончики пальцев соприкасались.