Кладоискатель и доспехи нацистов - [3]

Созданное Рудольфом фон Зеботтендорфом в 1916 году, по образцу масонских лож, мистическое Общество собрало под свои знамена немало будущих руководителей гитлеровской Германии, таких как Дитрих Эккарт, Рудольф Гесс и Альфред Розенберг. Гитлер также не избежал его влияния, хотя и не состоял в Обществе. Совместно с Фридрихом Кроном, экспертом по геральдике «Туле», он создал партийный флаг, который в окончательном виде (черная свастика в белом круге на красном фоне) был поднят 20 мая 1920 года на митинге НСДАП в Старнберге.

Помимо свастики и концепции германского расового превосходства из «Общества Туле» нацистами были заимствованы сложные, тщательно разработанные ритуалы для ирминистских обрядов СС.

Нетрудно представить, сколь велико было для Гитлера значение реликвии, созданной на прародине древних германцев, изготовленной руками редчайших мастеров, применявших давно утраченное знание великого, граничащего с магией искусства. Дешифруя бисерные закорючки Эрика, я невольно проникался уважением к людям, скрупулезно восстановившим историю «der Altnordischpanzer» — Древнесеверных лат, как еще именовались в документах Доспехи. В «Аненербе» работали исключительно компетентные профессионалы. За исчерпывающими формулировками военной документации угадывалась целая сеть взаимно уточняемых перекрестных ссылок. По собственному опыту я знал, чего они стоят: тонны дотошно проштудированной архивной бумаги. Такой труд по плечу лишь искушенным в своем деле энтузиастам, и я им аплодировал. Их выводы впечатляли. Неудивительно, что Гитлер оказался зачарован характеристиками Доспехов.

Согласно легенде, обладающий ими лидер сохраняет чистоту своей расы, побеждая в борьбе с племенами, несущими «скверну». Разумеется, новгородский князь был далек от арийского идеала. Представитель восточных славян, он был «der Untermensch» — человек второго сорта, стоящий на низшей после истинного индогерманца ступени. Голос крови ничего не говорил князю о ценности доставшегося ему амулета непобедимости. Поэтому он закопал Доспехи в кургане. Воистину лишь на Руси могли добровольно расстаться с вещью, сравнимой только со священными реликвиями европейских королей! Утрата Доспехов привела к угнетению русских звероподобными азиатами, которое довершили еврейские большевики.

Строитель Тысячелетнего рейха с обретением Altnordischpanzer, безусловно, смог бы осуществить свое знаменитое заявление, сделанное на Нюрнбергском партийном съезде в сентябре 1934 года, что в ближайшую тысячу лет новых революций в Германии не будет. Обстоятельства помешали ему воплотить сей великий замысел, и кто знает, какую роль в этом сыграл русский авианалет, навсегда разлучивший ученого капитана СС с его служебным портфелем.

Когда я наконец оторвался от бумаг, осевшая на донышке гуща подсохла и местами растрескалась. «Время спать, а мы не жрали». В животе уже посасывало от голода, а уехавшая навестить родителей Маринка все не возвращалась. Придется ужин готовить самому. Я хоть и люблю кухарничать, но от семейной жизни успел разлениться.

Впрочем, в холостяцкой стряпне есть свои прелести — никто не мешает. Я поджарил картошку с сосисками, выложил курящуюся аппетитным паром пищу на большую тарелку. Достал из холодильника упругий зеленый лимон, разрезал его пополам и полил картофель острым кислым соком. Взял вилку и жадно принялся поглощать еду, пока не остыла. Восхитительно. Божественно! Картошка хороша горячей, и я уложился в тот период, когда она уже не обжигала нёбо, но еще не успела стать невкусной. А много ли надо одинокому ученому?

Долго наслаждаться уединением не получилось. Заклацал в замке ключ. Маринка соизволила появиться. Я поспешно проглотил остатки ужина и вышел ее встретить.

— Привет, — сказал я, помогая жене снять мокрый плащ. — Там что, дождь идет?

— Небольшой. — Маринка чмокнула меня в щеку. — Здравствуй, милый. Знаешь, как я по тебе соскучилась!

— Как съездила? — по возможности нейтральным тоном поинтересовался я. Маринка подлизывалась неспроста. Это настораживало.

— Хорошо, — радостно ответила жена, что-то затевая.

— Как поживают родители? — вежливо осведомился я, прикидывая, что у супруги на уме.

— Прекрасно, — оставив обтекать у двери грязные сапоги, Маринка скользнула в тапочки. — Много говорили о тебе. Ну, пошли на кухню, я пирожных купила, чай будем пить.

— Пообщались, значит, — пробормотал я.

О чем они могли говорить? Нелюбимые тесть с тещей были обо мне плохого мнения. Раньше, во всяком случае. Что и послужило причиной давнего нашего с Маринкой развода.

— Приглашали тебя в гости, — выдала наконец Марина. — Ну, зайдем хотя бы пообедать, а, милый?

— Вообще-то я сыт, — весьма двусмысленно намекнул я, указывая на пустую тарелку.

С Маринкиными родителями мы ненавидели друг друга тихой ненавистью. Они считали меня «жуликом и тунеядцем», в чем однажды сумели убедить дочь, я же отвечал вполне естественной неприязнью. Так меня и игнорировали, даже когда мы с Маринкой снова расписались. Однако после того как я ухитрился поправить финансовое положение, родичи стали меня привечать, вызывая злорадство жалкими потугами к примирению. Сегодня был один из таких случаев, когда я торжествовал.