Кладбище Марливек - [3]

— Сейчас или никогда, — шепнул мне на ухо Пиффи. — Пора пройтись по кладбищу. Решетчатые ворота в двадцати шагах отсюда.

— А вы?

Он покачал головой.

— Невозможно. Я предпочитаю этот превосходный грог.

Я в одиночестве оказался под дождем перед величественной решеткой с погребальными надписями.

Мое внимание привлек раскачивающийся шнур звонка, и я прочел табличку с рельефными буквами:

ПОЗВОНИТЕ ТРИ РАЗА СТОРОЖУ

Я дернул три раза за шнур и услышал вдали, в кладбищенской тиши, звук колокола.

Один, два, три.

К решетке выпрыгнул белый кролик с красными глазами, уселся столбиком, потер мордочку, посмотрел на меня и ускакал прочь.

Больше никто не появился, и я снова дернул за шнур три раза.

Решетка заскрипела и распахнулась, словно под дыханием ветра; появился одноногий бентамский петух, пригладил перья, угрожающе ткнул клювом в мою сторону и исчез.

— Ну ладно, обойдусь без сторожа, ведь решетка открыта, — проворчал я.

Я оказался на обширной зеленой лужайке, окруженной могильными и огромными памятниками.

— Хорошо населенное кладбище, — сказал я себе под нос, — но оно не очень отличается от тех, что я уже видел. Однако вон тот бронзовый проходимец, который виднеется сквозь ветви ив, совсем необычен.

Мой взгляд привлекла тяжелая зеленоватая статуя, вдвое превышавшая рост человека; фигура держала в руке чудовищного размера песочные часы и опиралась на могильную плиту.

— Ты не очень красив, но велик и силен и должен прилично весить.

Не знаю, какие катаклизмы или скрытная работа непогоды искалечили лицо символического хранителя мавзолея, но скульптура производила ужасающее впечатление — ее изъеденное серой зеленью лицо отвратительно скалилось.

Я прочел на плите: «Семейство Пебблстоун».

— Должно быть, Пебблстоуны обладали мошной, набитой золотом, чтобы позволить себе такое могильное чудище, — сказал я и уселся на край плиты, чтобы выкурить трубку, ибо воздух был холодным и влажным.

Передо мной, ограничивая лужайку, высилась настоящая изгородь из стел и пузатых камней, за ними проглядывала ледяная поверхность — мне показалось, что там тянулось детское кладбище.

— Здесь набито постояльцами, как нигде! — воскликнул я и с громадным наслаждением раскурил трубку.

В это мгновение кто-то коснулся моей спины.

Я повернулся и с удивлением отметил, что бронзовая статуя находилась куда ближе ко мне, чем я думал.

Кроме того, бронзовый человек держал в руке чудовищный серп, хотя до этого в ней были песочные часы.

И тут я вспомнил, что серп всегда сопровождает песочные часы, и упрекнул себя в невнимательности. Я повернулся спиной к статуе и вновь поразился.

Стена стел и камней сдвинулась вправо и перекрывала путь к входной решетке; детское кладбище, как медленное бледное море, колыхалось, смещаясь к выходу с кладбища.

Я вскочил на ноги и с ужасом заметил, что с опасностью для жизни задел железный серп.

— Черт подери, — сказал я себе, видя, что лезвие было острым, как бритва, — такие игрушки нельзя оставлять в руках людей, даже если они из бронзы.

Я направился к выходу, но теперь понял, что зрение не обмануло меня, — стелы и камни возвышались на моем пути, детское кладбище яростно пыталось преградить мне путь отступления. Оно ползло со все большей скоростью в мою сторону.

Я бросился бежать и подскочил к решетке в то мгновение, когда обломок колонны из красного мрамора бросился передо мной на землю, словно огромный безголовый питон. Я чудом увернулся от него и выскочил за решетку — она захлопнулась за моей спиной с яростным щелканьем. Я обернулся и увидел странного бронзового гиганта, который одной рукой вцепился в решетку, а другой с беспощадной яростью потрясал серпом.

В несколько прыжков я оказался на крыльце таверны.

Дверь была закрыта, я принялся стучать в нее, призывая Пиффи.

За стеклом возник лунный череп, и зеленые глаза трактирщика пронзили меня.

— Он уже ушел! — фальцетом проблеял он.

— Я хочу войти!

— Вы не войдете! — завопил он. — Убирайтесь!

— Ну уж нет, не уйду, пока не выскажу все, что думаю о вашем поганом кладбище, — с внезапной яростью крикнул я.

Он усмехнулся и вдруг состроил мне нос.

— Что скажут, если узнают, что его сторожит белый кролик?

— Бе… белый кролик? — Он отвратительно икнул, и взгляд его помутнел.

— А что скажут об одноногом бентамском петухе?

Его круглое лицо побледнело и прижалось к стеклу.

— Скажите… — с усилием проговорил я. — Если я суну под дверь двадцать фунтов, могу я рассчитывать на…

— Шиш, грязный поганец!

— Сто фунтов!

— Нет!

Лунный череп распух от ярости и отчаяния.

— Оставьте кладбище в покое, — взревел он, — иначе оно не оставит в покое вас… вы поняли меня?

И стекло почернело.

Вдали проревела пронзительная сирена; я увидел трамвайный вагончик ярдах в ста, кондуктор яростно размахивал руками.

— Отправляемся! Отправляемся!

Я уехал без Пиффи.

Вагон качался и переваливался с боку на бок, как шлюп во время бури, желудок мой взбунтовался от приступа неожиданной морской болезни; я все еще боролся с нею, когда меня без особых церемоний выбросили на мостовую неподалеку от пожарной башни Олдгейта рядом с лавчонкой торговки каштанами, которая обозвала меня пьяницей, хулиганом и прочими, менее приятными прозвищами.