Клад отца Иоанна - [51]

ПЫРЕЙ ПОЛЗУЧИЙ

Разбудил меня какой-то жучок, забравшийся за пазуху и устроивший танцы в стиле «брейк-данс» прямо на моем животе! Он так лихо отплясывал, что я, поворочавшись с боку на бок, невольно рассмеялся от щекотки и был вынужден выбраться на волю. Быстро стянул с себя футболку. Черно-красная, в полосочку, бестия плюхнулась в траву и бросилась уносить свои ноги, от греха подальше. Я преследовать насекомое не стал, а только почесал живот, на котором все еще противно чувствовались колюче-остренькие лапки жука. На опушке леса было уже совсем светло и тепло. Солнце хоть еще и не поднялось над бором, но обильно пронизывало его своими яркими лучами. Я сладостно потянулся и не спеша надел футболку. Потом аккуратно отряхнулся от прилипших к ногам и голове сухих былинок и отправился в ближайшие кустики. Возвращаясь оттуда, я увидел Пашку. Она сидела на порожке своего травяного домика и печально глядела в землю, при этом нервно теребя какую-то пушистую соломинку.

- Привет! - сказал я весело.

Та в ответ лишь качнула головой. Я опустился рядом и тронул ее за локоть.

- Ты что такая грустная? Аль приснилось что красной девице?

- Угу! - вздохнула Пашка.

- Расскажи.

- Плохой сон... Знаешь, приснилось, будто бы мы вернулись в лагерь, а там все на нас пальцами показывают и подсмеиваются, дескать, мы воры и ловкие мошенники! Будто мы специально завладели кладом отца Иоанна, никому не сказав об этом, и отдали его бандитам за хорошие деньги. Брат Феодор и тот оправдывался и говорил, что мы, мол, сами его упросили помочь нам и невольно заставили послужить на бандитов Кривого. «Зерна» стояли и кричали: «Воры! Воры! Позор! Позор!» Людмила Степановна предлагала сдать нас в милицию, а батюшка упрекал: «Ну как же вы так, ребятки, я так на вас надеялся! Так вам верил!» «Иуды они! Иуды!» - вопил Феодор. Даже Петька и тот предложил: «Ребята, гоните их вон туда, там им место!» и показал на озеро, которое уже парило серою, и возле него на мотоциклах кружили какие-то люди в черной коже и с рожками на шлемах. Мне так горько и обидно стало, что я заплакала. Мы с тобой пошли к озеру, а все нас освистывали и бросали вслед мусор. И вдруг на дорожке встретили беленького старичка с очень добрыми глазами. Я кинулась к его ногам, обняла их и говорю: «Дедушка Иоанн, зачем они так, мы же не виноваты! Ведь брат Феодор предал нас, бандиты убить хотели...» Он дотронулся до моей головы и тихо так сказал: «Ну не плачь, не плачь, ласточка, все образуется, вот увидишь!» И я проснулась в слезах... - Пашка вздохнула, потом быстро уткнулась лицом в мои колени и разревелась. Я положил одну свою руку ей на плечо, а другой тихо погладил по волосам. Хотел было сказать: «Ну чего это ты, Пятница, не унывай, это всего лишь сон! Происки злых сил! Все у нас, действительно, образуется!», но какой-то комок застрял у меня в горле. В душе стало так муторно и больно, что я невольно сжал челюсти. Мы так и сидели у стожка: Пашка тихо плакала, я осторожно гладил ее и, глядя на расцветающий луг, думал: «Господи! Уже прошло 2000 лет с той поры, как коварный Искариот предал Тебя на распятие, а земля по-прежнему продолжает плодить и приумножать этих иуд, которые и Тебя не боятся, и никого и ничего не стыдятся... Ах, брат Феодор, брат Феодор, а ведь Прасковья так сильно уважала и ценила тебя!»

Наконец Пашка успокоилась и поднялась:

- Прости, Жор, нашло что-то... - тихо оправдалась она, утирая лицо рукавом платья.

- Ничего, просто тебе надо было немного расслабиться! - сказал я и тоже поднялся. - Пойдем, умоемся, теперь-то уж нам недолго гулять осталось.

Мы пошли к прудам освежиться. Я бодро говорил:

- Эх, Прасковья, не унывай! Мы им всем еще покажем, на что способны! Господь не посрамит верных рабов своих! Не даст поколебаться праведному. Вот увидишь! Я это чувствую. Скоро должно произойти нечто такое, что оправдает нас и возвеличит, а врагов посрамит! Не зря же я сюда приехал, не зря же мы вновь встретились, да и не просто так влипли во всю эту неприятную историю! Отец Иоанн, как видишь, на нашей стороне. Уж он-то не допустит, чтобы его клад заныкали бандиты, а о нас, его верных помощниках, обязательно помолится Господу!

- Спасибо, Жор! Я почему-то верю тебе! - сказала Пашка и, улыбаясь, взяла меня под руку. Мы пошли по дороге, напевая по очереди разные молитовки, кто какие знал наизусть, а «Верую...» и «Отче наш...» произнесли в едином порыве. День, между тем, разгорался. Природа оживала. Лес наполнялся веселыми трелями птиц и жужжанием насекомых. Все страхи и волнения, навеянные ночью, отошли от нас, и мы вновь наслаждались красотами земли нашей российской, ясным светом, солнечным теплом и юным и прекрасным летом... Вскоре дорога раздвоилась. Следов не было видно ни на одном из путей. Вопрос: «Куда идти?» у нас не возник - двинулись, как и подобает христианам, вправо. Лес был смешанный и постепенно сгущался, однако на дорогу не наезжал. Мы шли по кромке красноватой колеи и вслушивались в звуки леса. Через какое-то время наш слух отчетливо уловил рев мотора приближающегося к нам авто. Судя по всему, то был внедорожник «Нива» или УАЗ, так как другие машины легкого класса по этой дороге пройти не могли. Мы присели за куст шиповника: осторожность все-таки не помешала бы! Конечно, мы очень хотели встретить людей, но, как знать, не окажутся ли они злыми и коварными бандитами! По дороге не спеша, на правах хозяина, важно проследовал УАЗ, который мне показался уже знакомым. Не эту ли машину мы видели на дороге, ведущей к бандитскому логову? Мы переглянулись и останавливать джип не стали, ибо риск вновь столкнуться с людьми Кривого Назара был еще велик. Когда машина скрылась из вида, мы вышли из-за укрытия и снова двинулись вдоль дороги, которая пока и не собиралась заканчиваться. Прошел, наверное, еще целый час, а мы все шли и шли. И вдруг, когда я уже стал подумывать о хорошем привале, мы вновь услышали звуки жизни: звонкие человеческие голоса, дружный смех и крики, доносящиеся из глубины леса. Мы снова удивленно переглянулись и свернули с дороги. Стали осторожно приближаться к этому шуму. Судя по всему, в чаще проходило какое-то крупное мероприятие. Кто-то говорил в микрофон и колонки зычно разносили его голос по окрестностям. Потом слышались веселые восклицания толпы, шелест аплодисментов, музыкальные паузы, гудки машин, смех, свист, улюлюканье. Что же тут могло быть, в такой-то глухомани? Товарищеский матч местных команд на лесном стадиончике? Чествование какого-нибудь юбиляра? Праздник начала сенокоса? Пикник городских жителей? Свадьба экстремалов? Или тут снимали какой-нибудь фильм? Все это выглядело очень странно. День не выходной (а на селе-то их летом и вообще не бывает!), место глухое, вдали от населенных пунктов, дороги плохие. Кого же могла занести нелегкая в этот лес ясным июньским утром? Одно утешало, что это уж точно не люди Кривого веселятся после удачной операции, и что им, этим странным незнакомцам, нам, пожалуй, вполне можно будет довериться. Скоро мы приблизились к орешнику, за которым уже кое-где виднелась огромная поляна или даже просека. Там мелькали десятки человеческих фигур, блестели никелем автомобили. Голоса уже раздавались вполне разборчиво, и можно было сообразить, что же тут на самом деле происходит. Однако то, что мы услышали первым делом, буквально повергло нас в шок! Кто-то, невидимый еще нам, взял микрофон и начал крыть кого-то трехэтажным (а то и выше) матом!