Клад - [13]

Степка и Юра, стоявшие все время как оцепенелые, прибежали к ним.

Александр лежал с помертвевшим лицом, губы его были стиснуты; когда его приподняли за плечи, он открыл мутные глаза, повел ими кругом, увидал над собой не бледно-зеленоватую воду, а родные лица, голубое небо, и грудь его судорожно задышала; он положил на себя дрожащей, неверной рукой широкое крестное знамение и вдруг зарыдал и обнял Романа.

Роман, бледный и сам, молча гладил его по мокрой голове.

— Бог вас спас! — проговорил Степка. — Должон ты, Ликсандра, свечку Миколе Угоднику поставить. Ведь вот он — омут-то. Еще маленько — капут бы обоим вам был! И я-то, как на грех, плавать не умею: гляжу, а помочь нечем!

Роман кинул взгляд на Оку и увидал, что обрыв, который стремительно подмывала вода, грозно высился не больше, как в двух-трех саженях от них. Промедли они еще минуту в воде и Ока несла бы их теперь, среди тишины, успокоенных навек, где-нибудь далеко-далеко на могучей груди своей.

Вследствие слабости, охватившей Сашу, решили обедать на той же отмели. Степка и Юра мигом набрали хвороста.

Кружка горячего чая и обед значительно подкрепили силы Александра.

Глава VIII

Часам к четырем тронулись вниз по течению. Чтобы миновать обрыв, необходимо было выбраться снова наверх.

— Эх, лодку бы нам! — заметил Степка, кряхтя карабкавшийся вслед за другими на крутизну берега. — Плыли бы себе да плыли теперь, и лазить по эфтим горам, — чтоб их водой размыло! — не нужно б было.

— Да ведь мы же клад ищем, — нам по берегу идти надо, — возразил Юра.

— Чаво ищем? Ничаво мы не найдем! — ворчливо ответил не любивший гор Степка. — Так только, здря сапоги стаптываем!

На вершине горы расположение духа его прояснилось, и вера в отыскание клада, поколебленная было трудностями подъема, снова восстановилась при помощи его приятеля — Юры.

Наверху Александр остановился, оглянулся в последний раз на место, чуть не ставшее роковым для него, и молча крепко пожал руку Романа.

— Буду я тебя помнить, Ока! — проговорил Александр. — Никогда не забуду!

Передохнули немного и тронулись дальше.

Дорога все время вилась вблизи обрыва; кругом рос редкий сосновый бор; легкий и ровный шум тянул по вершинам его; напоенный запахом смолы воздух был неподвижен и душен; на земле, покрытой толстым темно-бурым слоем опавшей хвои, не виднелось ни травки; нога скользила, как по паркету.

Роман часто подходил к обрыву, любовался чудным видом, открывавшимся на десятки верст кругом, и затем догонял своих.

Дорога заныряла по заросшим кустами оврагам: то прихотливо бежала по дну их, то переваливала за гребень и выпрямлялась стрелой. Все внимательно оглядывались по сторонам, но встречных не попадалось; дорога была тиха и пустынна.

Места расстилались кругом исторические. Видали они не раз и татарские отряды в островерхих шапках; много крови и вражей и русской упитало их.

Позднее, не раз в былые года, шайки разбойников, залегавшие в вековых лесах, нападали в той стороне на села, на обозы, на путников и до поры до времени зарывали по оврагам богатую добычу. Мало кому из лесных рыцарей удавалось потом воспользоваться зарытым добром: одни гибли в боях с царскими воеводами, других ловили и вешали, иные оставались на дорогах от ударов защищавшихся путешественников… Много сокровищ ревниво бережет земля с той поры!

Начинало вечереть. Вершины леса окрашивались румянцем; небо посинело еще более; огромные длинные тени от сосен стали сливаться в одну. Время было искать место для ночлега.

Роман свернул вправо, и скоро отряд достиг неглубокого оврага и спустился в него. По мере пути вперед дно оврага понижалось больше и больше; бока его сближались, становились обрывистее, выше, и наконец овраг превратился в мрачное, узкое ущелье с отвесными, десятисаженными стенами. В бледном и ясном небе носились стрижи; одиноко и высоко плывшее белое облачко алело в последних лучах ушедшего за горизонт солнца; на дне оврага было уже темно. Высившийся кругом бор хранил безмолвие. Что-то торжественное было в тишине этой.

Миновав ущелье, путники очутились на довольно широкой, почти круглой луговине, очевидно, бывшей когда-то дном озера или болота; по ней протекал, в зеленой рамке из высокой осоки, ручей.

В разные стороны отходили пять оврагов. Середину луговины занимал поросший кустами бугор; на нем росли несколько вековых сосен; против них на мысу, над устьем одного из оврагов, подымалась темная, конусообразная вершина.

Роман встрепенулся и указал на нее рукой.

— Курган! — взволнованно проговорил он.

Через миг все, запыхавшись, стояли у подножия его. Юра, Степка и Александр схватили было лопаты, но Роман удержал их и сам сделал легкий отрез на одном из боков вершины.

Все жадно следили за его действиями.

— Насыпной! — сказал Роман, исследовав отрез. — В нем что-нибудь зарыто!

Чтобы не срезать вершину холма, имевшего по крайней мере сажени три вышины, Роман провел от вершины до подошвы на расстоянии двух аршин друг от друга две параллельные линии, и все трое дружно принялись вкапываться в холм. Юра отгребал землю.

Только глубокий мрак заставил их оставить лопаты и вспомнить об ужине. Под соснами разложили костер, и начались веселые разговоры. Утреннее приключение было забыто; давно уже путешественники не испытывали такого радостного веселья, как в тот вечер.