Китайский секрет - [5]
— Пойдемте, — сказал ему проводник-китаец, — пойдемте, уже темнеет! Нам надо поспеть к дому мандарина, пока улицы еще не закрыты.
В сумерках над лавками торговцев уже зажигались фонари из бумаги и шелка. Их стенки светились красными и зелеными надписями.
Ведя д’Антреколля по темнеющим улицам, проводник рассказал ему, что в Кин-те-чен не пускают никого из чужестранцев. Д’Антреколль первый получил пропуск. Когда темнеет, все улицы запираются загородками-заставами. Караульные пропускают лишь тех прохожих, кто знает условный знак или тайное слово.
Всю ночь по городу ходят отряды полицейских. Они следят за тем, хорошо ли работают печи и не подглядывает ли какой-нибудь чужеземец, как делается фарфор.
Так разговаривая, они взошли на холм, где стоял дом мандарина. Над резной дверью важно покачивался большой бумажный фонарь, белый с синими звездами.
Мандарин
Раскосые глаза мандарина хитро посматривали на гостя, пока сам мандарин низко кланялся, подгибая коленки. На нем была круглая шапочка с золотым шариком на макушке. Кисть красного шелка свисала ему на ухо. Синий халат, расшитый золотыми драконами, был перехвачен на животе серебряным поясом. На поясе болтались веер, фарфоровая табакерочка и маленький кинжал в ножнах.
Едва д’Антреколль пытался сказать хоть словечко, мандарин опять начинал кланяться. Наконец д’Антреколль вынул свои грамоты и протянул их кланявшемуся мандарину.
Что тут сделалось с мандарином! Он бросился на пол ничком и стал стучать лбом о соломенные цыновки. Красная кисточка упала ему на глаза, а коса извивалась на спине, как змея.
Наконец он встал и сказал:
— Тебя прислал великий дракон, сын неба, наш мудрый богдыхан. Да будет счастлив твой приход!
И он наговорил монаху сотню китайских любезностей и пожелал ему пять земных блаженств.
А эти пять блаженств были — тугой кошелек, крепкий сон, толстый живот, долгая жизнь и легкая смерть.
В углах комнаты в красивых фарфоровых вазах миндаль и яблони поднимали свои легкие ветки, усыпанные бело-розовыми цветами. На медном треножнике в очаге кипел чайник.
Мандарин налил чаю в голубые чашки без ручек и угощал гостя орехами с медом из зеленой вазы. Эти орехи были выкрашены красной краской — киноварью. У д’Антреколля губы и зубы стали красными, как кирпич. Китайцы считали это красивым.
Вежливо и осторожно мандарин расспрашивал, что привело «посланца дракона» в их город.
Ногти на левой руке у мандарина были отращены на два вершка. Он прятал их в золоченые бамбуковые наперстки.
Пока д’Антреколль говорил, мандарин то снимал наперстки и поглаживал свои зеленоватые ногти, то опять надевал их, а сам пытливо вглядывался в собеседника.
А монах разливался соловьем. Он приехал сюда посмотреть город, он пишет большую книгу о Китае, чтобы его братья европейцы узнали, какая это чудесная страна и какие в ней мудрые мандарины. Какой удивительный порядок в городе Кин-те-чене, как умно управляет им мандарин! (Про фарфор хитрец не вымолвил ни слова.)
От улыбок лицо мандарина расплылось в лепешку. Хитрые глазки превратились в щелочки. Ему захотелось, чтобы д’Антреколль написал про него что-нибудь хорошее в своей книжке. Начертив тушью на бумаге какие-то знаки, он велел слугам взять фонари и проводить гостя в дом, где он мог переночевать.
Опять начались поклоны, приседания, любезности. Д’Антреколль и слуги уже поворачивали в темный переулок, а мандарин все еще стоял под фонарем на пороге и кланялся. Потом он вошел в дом, надел плащ и, прицепив сбоку большой меч, пошел в ночной обход по городу с десятью полицейскими.
Д’Антреколль шел по пустым улицам. Огни печей пылали теперь еще ярче, потому что наступила ночь. В городе было таинственно и тихо, только у печей двигались темные фигуры мастеров.
Фарфоровые чудеса
Д’Антреколль поселился в доме старого китайца, хозяина нескольких парусных джонок. Монах бродил по городу и каждый день узнавал что-нибудь новое про фарфоровые фабрики.
В убогих хижинах рабочие жили впроголодь. Рис, заменяющий китайцам хлеб, стоил в Кин-те-чене дорого: его привозили издалека.
Когда д’Антреколль рассказал рабочим, как высоко ценится в Европе их фарфор, они ему не поверили.
Всю прибыль брали себе купцы, а рабочие получали жалкие гроши.
Великолепные вазы, которыми восхищалась Европа, пышные и нарядные, украшенные золотом, были сделаны бедняками, полуголодными рабочими.
Их прилежные пальцы делали чудеса из фарфора.
Двор богдыхана требовал каждый год:
31 000 блюд,
16 000 тарелок с синими драконами,
18 000 чашек с цветами и драконами,
11 200 блюд с написанными словами: «фу» — счастье — и «чеу» — долгая жизнь.
В приказах богдыхана по фабрикам говорилось, что посуда для двора должна быть голубая, как небо после дождя в промежутках между облаками, блестящая, как зеркало, тонкая, как бумага, звонкая, как гонг, гладкая и сияющая, как озеро в солнечный день.
Все это исполняли фабрики Кин-те-чена.
Рабочие умели делать удивительные вещи: посуду белую, как цветы яблони, посуду лиловатую, как аметист, и еще — красную матовую посуду, похожую на коралл, всю в резных узорах. Они делали фонари, расписанные пурпурными пионами, которые чудесно светились, если внутри зажечь огонь. Другие фонари — в виде рыб и драконов с горящими глазами.
