Китайский массаж - [43]

— У нас маленький салон, правда. Пройди по улице Реформ вперёд километра четыре. На пересечении с улицей Открытости будет массажный салон — попробуй там попытать счастья. — И, чтобы как-то разрядить обстановку, он пошутил: — Туйна и обычный массаж — вот дорога Реформ и Открытости.

Цзинь Янь не рассмеялась. Она заявила:

— Я никуда не пойду. Останусь тут.

Слова прозвучали нагло, раньше к Ша Фумину в такой ультимативной манере работу не просились. Он рассмеялся:

— Как понимать?

Цзинь Янь объяснила:

— Я к вам сюда не работать пришла. Поработать я и в другом месте могу.

Ша Фумин снова засмеялся:

— Ну, начальник у нас тоже уже имеется.

Цзинь Янь сказала:

— Мне просто нравится, как у вас тут ведут дела. Хочу остаться, посмотреть, что к чему.

Тоже наглость, но приятная, как бальзам на душу Ша Фумину. Слова произвели эффект энергичного массажа. Ша Фумин размяк, перестал смеяться и осклабился:

— И откуда ж ты наслышана?

— В Шанхае рассказали.

Очень расплывчатый ответ. Вроде как и не сказала ничего, никакой конкретики — просто абстрактный «Шанхай». Всё равно что сказать, будто бы всем в Шанхае известно, как Ша Фумин ведёт дела. Это уже был не просто массаж, а решающий удар, воздействие на все активные точки. Ша Фумин почувствовал необычное удовольствие, и чем приятнее ему становилось, тем меньше он мог показывать зубы. В первый момент он, как и положено победителю, повёл себя с присущей скромностью и тактом и равнодушно сказал:

— Да всё по наитию, на самом деле ничего эдакого.

Цзинь Янь сказала:

— Вот я и хочу поучиться здесь, как вести дела, чтоб потом открыть свой собственный салон. Если вы боитесь, то я гарантирую, если вдруг открою салон в Нанкине, то от вашего не меньше чем в десяти километрах, в знак благодарности!

В этом обещании явственно слышался вызов, и Ша Фумин не мог не клюнуть на него. Всегда так — где у тебя сильное место, там и слабое. Он снова засмеялся, прочистил горло и сказал:

— Мы с тобой оба слепые, не будем об этом. Твой заработок — мой заработок. Добро пожаловать в «Салон Ша Цзунци»!

Цзинь Янь поблагодарила, но задним числом всё же испугалась. Столько времени прошло, от Сюй Тайлая не было никаких известий, а она стойко держалась своей безответной любви, шла непроторённым путём, словно по канату, смело, спокойно, обладая мужеством и терпением. Теперь она наконец-то добралась до Сюй Тайлая. Канатоходец ни при каких обстоятельствах не должен оборачиваться — обернувшись, Цзинь Янь испугалась сама себя, и каждый шаг таил опасность сорваться. Цзинь Янь внезапно ощутила себя очень несчастной и уже с трудом владела ситуацией. Хорошо хоть, Цзинь Янь не расплакалась. Она ощутила всё бремя и всю мощь любви. Вот она, настоящая любовь! Цзинь Янь тут же влюбилась в собственную любовь.

Проблема заключалась в том, что Тайлай всё ещё пребывал в неведении. Он ничего не знал. Перед Цзинь Янь стояла трудная задача: превратить безответную любовь в обоюдную. Одно понятно — Сюй Тайлай ещё не оправился после первой неудачи, а если оправиться, то тогда что? Откуда он узнает, что думает Цзинь Янь, а, допустим, и узнает, что осмелится сказать?

Цзинь Янь не хотела тянуть. Она подумала и решила, что надо начать с языка. Хоть Нанкин и близко от родных мест Тайлая, но его специфический акцент безошибочно выдаёт в нём уроженца севера Цзянсу. Тайлай всегда помнит об акценте и чувствует себя неполноценным. Если не помочь Тайлаю преодолеть языковой барьер, то общение никогда не наладится.

А тут и возможность подвернулась. Цзинь Янь выпал шанс побыть наедине с Тайлаем в комнате отдыха. Цзинь Янь понимала, что это не продлится долго, ну, минут пять от силы, а то и две, кто знает.

Проблема в том, что Тайлай её боялся. С того самого «предсказания» она внушала Тайлаю страх. Это Цзинь Янь знала. Она не стала с порога разговаривать с Тайлаем, а притворилась, вытащила мобильный, позвонила домой в Далянь, но никто не ответил. Цзинь Янь вздохнула и, закрывая мобильник, заговорила:

— Тайлай, а твой дом ведь недалеко от Нанкина?

— Недалеко. Всего километров двести-триста.

— Да ты что? — недоверчиво переспросила Цзинь Янь. — Как такое может быть? — А потом неторопливо добавила: — Нанкинский диалект такой некрасивый, всего-то каких-то двести-триста километров — и так сильно меняется язык, ну надо же! Ты же так красиво говоришь — заслушаешься!

Эти слова произвели эффект бомбы. Глубинной бомбы. Она пронеслась, покачиваясь, сквозь воды его сердца и разом ухнула вниз. Тайлай ощутил, как она провалилась, но уже не в силах был что-то изменить, а потом внезапно услышал приглушённый хлопок. Это взорвалась бомба. Жидкость превратилась в огромный водяной столб, взмыла ввысь и забила ключом, бешено взлетая вверх, а потом так же бешено падая вниз. Никто не смог бы описать тот шторм, что бушевал в его душе. Цзинь Янь услышала тяжёлое дыхание Сюй Тайлая.

Тайлай сидел с глупым видом, а Цзинь Янь взяла и вышла, на прощание обронив только:

— Понятное дело, много кому нравится, как ты говоришь, разумеется, не только мне одной.

Эти слова прозвучали неуверенно, в них сквозило ощущение, что Цзинь Янь переоценила свои силы. Раскаялась. Очень многозначительные слова.