Китайская цивилизация - [92]

Победоносно лишь то сражение, из которого вырастает престиж полководца. Он вырастает в меньшей степени, когда гонятся только за успехом (и особенно если пытаются довести его до конца), чем если бы была проявлена умеренность. В 614 г. княжества Цинь и Цзинь выступили друг против друга. Обе армии выстраиваются, но боя не завязывают. Ночью к Цинь прибывает посланец с предупреждением: «В обеих армиях много воинов. Завтра утром, умоляю вас об этом, давайте сойдемся!» Но воины Цинь замечают, что посланец не смотрел прямо, а его голос не был тверд: Цзинь уже потерпело поражение. «Армия Цзинь нас боится! Она обратится в бегство! Прижмем ее к Реке! Мы ее наверняка разгромим!» Однако же войска Цинь продолжают отдыхать, и противник может спокойно сняться с лагеря. Оказалось достаточным, что кто-то сказал: «Не уносить с собой раненых и мертвых бесчеловечно! Не дожидаться условленного времени, окружать противника в опасном ущелье подло!»

А вот как должен говорить победитель, которому предлагают возвеличить собственную славу, соорудив монументальный курган на трупах убитых врагов: «Я был причиной, что кости воинов двух стран лежат на солнце! Это жестокость!.. (Несомненно), в стародавние времена, когда сияющие Добродетелью цари вели войны против (не признающих Небесного порядка) варваров и когда они захватывали тех, кто, смахивая на кашалотов, (пожирал слабых, эти цари) могли затем возводить триумфальный курган («фэн»), для того чтобы (навсегда) выставить тела [преступников – дурного вождя и его дурных из-за их оскверненности, но верных воинов]. Ну а теперь преступников нет! и я не вправе вести войну не на жизнь, а на смерть! Есть только верные вассалы, которые до конца проявили свою преданность! Они умерли, связав свою судьбу (мин, или жизнь, судьба, порядок, инвеститура] с предназначением своего князя! Почему же возводить триумфальный монумент?»

Пока вассалы сходятся в суматошной схватке, вся ответственность за происходящий бой и его последствия ложится на вождя. Вождь в одиночестве ведет этот бой. Единственно благодаря его добродетели достигается победа. Он должен во всех сражающихся вдохнуть силу своей души. Себя он обязан отдать целиком. Цигэ предводительствует центральным полком Цзинь; Хуань – его копейщик, Чжанхоу – его возничий. В начале происходившего в 588 г. боя Цигэ ранен стрелой; кровь стекала ему в обувь, но он продолжал бить в барабан. Но в конце концов он сказал: «Мне дурно!» [Вожди под знаменами обязаны следовать этикету. Долг преданных воинов – напоминать им об этом.] Чжанхоу отвечает ему: «С самого начала сражения меня пронзили две стрелы, попав одна в ладонь, а другая в локоть. Я их вырвал, чтобы вести колесницу. Левое колесо стало пурпурным. Осмелился ли я сказать, что мне дурно? Государь, потерпите!» Хуань говорит Цигэ: «Как только начался бой, как только возникла опасность, я спустился с колесницы и повлек лошадей за собой. Государь, вы хотя бы (раз) подумали обо мне? И все же, государь, вам плохо!» Чжанхоу снова заговорил: «Глаза и уши армии прикованы к нашему знамени, к нашему барабану. Все подчиняются им и для наступления, и для отхода. А вот наша колесница! Пока на ней остается хотя бы один человек, дело можно будет довести до конца. Раз вам дурно, неужели вы доведете до катастрофы дело нашего властелина? Одевший кирасу и взявший оружие должен твердо бороться до самой смерти. Вы страдаете, государь, но это не смертельно. Государь, возобладайте над своим страданием!» Переложив вожжи из правой руки в левую, Чжанхоу взял в правую палочку барабана и начал бить. Но он не был вправе действовать как полководец: его кони закусили удила, и битва была проиграна. Полководец достоин своего положения, если после боя в состоянии воскликнуть: «Меня повалил колчан моего лука! Меня рвало кровью! Но мой барабан не прекращал стучать! Сегодня я был вождем!» И потому что он действительно был вождем, его копейщик смог без малейшего труда растолкать врагов, в то время как его возничему со столь истертыми вожжами, что они могли бы полопаться при малейшей попытке подхлестнуть лошадей, удалось провести колесницу с полным грузом через схватку.

Голос, дыхание, душа, горение вождя сообщаются его соратникам по колеснице и всей армии, но прежде всего воодушевляют его знамя и его барабан. Знамя – это все отечество. Когда уничтожено знамя, погибает и удел. Знамя – это сам князь. Прикасающийся к знаменосцу виновен в оскорблении величества, и всюду, где несут знамя князя, выступает и он сам. Но требуются поистине исключительные обстоятельства, чтобы князь подверг опасности одновременно знамя и себя самого. Обычно он кому-то доверяет знамя и кому-то передает командование. Впрочем, очень редки те, кому хочется обрести опасную почесть совершенной полноты власти. Осторожный генерал прикрепляет хотя бы свои позументы к княжескому знамени. Он опасается слишком полного отождествления с государем.

В сущности, после того как армия выступает, а кровавое омовение придало душу знаменам и барабанам, все вассалы в принципе обречены на смерть. Но генерал, у которого в руках находятся командные барабан и знамя, в самом деле посвящает себя смерти, если, приняв