Китайская цивилизация - [60]

» Сближение между городскими обрядами и деревенскими праздниками отчетливо видно. Оно особенно поучительно в случае с Санлинь. Санлинь упоминается в клятве Мэйди в качестве храма предков князей Сун. «Роща шелковицы» фигурирует там в качестве бога Почвы, и вместе с тем это название носят одни из ворот столицы князей Сун. К тому же это наименование одного из демиургов, а также Святого места, где этот дух распоряжается дождем, засухой и болезнями. Посвящая себя на Святом месте культу этого духа, прародитель рода Инь, колыбели князей Сун, заслужил право на власть. Только князья Сун совершают культ Санлинь. Главное в нем танец, называющийся Санлинь. Вместе с тем Мэйди утверждает, что Санлинь – это место гуляний в стране Сун, где собирались местные юноши и девушки. Так обнажается преемственность между празднествами крестьянских общин и культами феодальных господ.

Городские культы возникают из расчленения деревенского культа, обращенного к неразличимым священным силам. Добродетель Святого места оказывается перенесенной (иной раз, как мы только что это видели, вместе со своим названием) на алтари, где почитаются разные божества. Очень часто само Святое место затрагивалось этим процессом расщепления. Вне своего города господа окружают почитанием такую-то реку или такую-то гору. В реке или на горе оказывается заключенной во всей своей целостности действенная сила мест, где происходят крестьянские собрания. Они служат регуляторами как естественного, так и людского порядка. Вождь так же и в той же степени им является. Он властвует над природой не в меньшей мере, чем над своими подданными. Могуществом, которым он обладает, он владеет вместе со священными местами своей страны. В них он видит как бы внешний принцип собственного могущества.

Тот утрачивает действенность, если гора или река обнаруживает свое бессилие, а горы и реки бессильны, когда присущая всему клану господ добродетель исчерпана. «Княжество должно иметь опору в собственных горах и реках. Когда гора рушится или река иссякает, то это предвестие беды».

Могущество вождя, могущество Святого места обладают одной и той же продолжительностью, одинаковой протяженностью, одним и тем же качеством, одной природой. Они неразличимы до такой степени, что феодальный герой и Святое место выглядят словно повторение друг друга. Именно под воздействием добродетели основателя, вроде Юя Великого, текут августейшие реки и возвышаются достопочтенные горы. И напротив, в то время как государи Шэньнун и Хуанди смогли получить от рек особый дух, который дал им умение править, именно «со священных гор спустились священные силы, породившие (князей) Фу и Шэнь».

Между Святым местом и вождем существуют узы взаимозависимости, которые способны проявиться в виде отношений преемственности. Когда вещи воображаются подобным образом, Святое место крестьянской общины предстает как центр культа предков феодальной династии.

Глава вторая Рассеянные силы и индивидуальная власть

Любой княжеский род восходит к Прародителю. А его рождение обычно связывают с чудом.

Единственные, кому дозволялось совершать обряды в честь прародителя и обладатели посвященного ему танца, владельцы Санлинь (Рощи шелковицы) происходили от женщины, зачавшей после того, как она проглотила яйцо («цзы») ласточки. Она его завоевала во время состязания в самый день весеннего солнцестояния. Некоторые говорят, что зачала она после того, как спела в месте, называемом Долиной шелковиц. Если родившийся от этой женщины герой и получил в качестве семейного имени прозвание «цзы» («яйцо»), то его потомкам объявили о расцвете или упадке присущей их роду добродетели именно выросшие чудесным образом шелковицы. Таким образом, и символическое имя, и реальная эмблема связаны со сходным мифом – о рождении после зачатия в Святом месте во время сезонного празднества.

В крестьянской среде вскормленный сильными и смешанными чувствами символизм был душой любого верования и любого культа. Возникавшие среди пейзажа гуляний образы считались проявлениями, знаками, символами творческой мощи, заявлявшей о себе в Святом месте. Вместе с тем предполагавшее обязанность экзогамии родство единственно основывалось на символической связи имен и на обладании общей сущностью. Поддерживаемая обычаем совместной еды, она извлекалась из поглощенной сообща на семейной земле пищи. Как утверждают, между названием последней и родовым именем должно было существовать некое созвучие. Эти особенности позволяют предположить, что крестьянская организация основывалась на аналогичном принципу тотемизма начале. Тотемы или, лучше сказать, символы, по всей вероятности, выбирались из животных и растений, появлявшихся на Святых местах во время празднеств. Некоторые мотивы старинных песен будет трудно понять, если не видеть в них темы заклинаний, призванных способствовать приумножению связанных с ними животных. «Крылатые кузнечики, – как вас теперь много! – Да будут ваши потомки обладать великими добродетелями!» На соревнованиях, в танцах с песнями люди стремились добиться наряду с процветанием каждой отдельной их группы благополучия всего их символического рода. Очень часто были незаметными животные и были незаметными растения, яйца и зерна которых поглощались с целью приобщиться, породнившись с ними, к их сущности. Первый царь Китая, Юй Великий, родился из зернышка плантена.