Китай у русских писателей - [43]
Когда со временем войдешь в китайскую жизнь, привыкнешь к этой нечистоте и опрятности, которые встречаются на каждом шагу, то само собою разумеется, что лучшее из этого дурного начинает вам нравиться так же, как и в самом лучшем европейском городе вы обратите внимание только на те предметы, которые выходят из среды других. В последнем времени и мы, приглядевшись к Пекину, ездили по его улицам, останавливая взгляды на лучше других отделанных магазинах, но мы взялись припомнить и описать первое впечатление и говорим то же, что сказали уже выше; мы проехали вплоть до нашего подворья в нетерпеливом ожидании, скоро ли начнется настоящей Пекин, настоящий столичный город с чистыми улицами, с роскошными магазинами, с домами редкой архитектуры, с толпами прогуливающегося лучшего общества! Увы! все это были мечты фантазии, настроенной по-европейски, нисколько не знакомой с восточной жизнью. Здесь люди не прогуливаются пешком; здесь домы не выходят фасадом на улицу – оттого, если линия лавок пресекается и следуют жилища, то вы ничего невидите, кроме голого забора или глухой стены от служб, принадлежащих дому, изредка какое-нибудь деревцо выглядывает из-за забора. Не раз случится вам проехать мимо обваливающегося или вполне развалившегося забора. Здесь полиция нисколько не вмешивается в дело опрятности и чистоты города; она рассуждает, что если бы вы имели состояние, то без ее понуждения поправили бы свои заборы. Итак, проезжаете ли вы мимо дома богача, княжеского дворца или знаменитой кумирни, вы все-таки не имеете понятия о том, красивы или нет китайские здания и в чем состоит лучшее украшение лучших домов. Для этого вам надобно пройти во внутренность дома, миновать несколько дворов, и тогда вы увидите, что чем дальше от улицы, тем становится чище; на первом дворе вы встретите, может быть, еще только конюшни и служительские комнаты; на другом расположен кабинет хозяина, его главный салон, далее, на других дворах, идут женские половины. В Китае то, что у нас называется передней залой, гостиной, спальней, кабинетом, столовой и проч., все эти комнаты помещены в особых домах, которые расположены даже на особых дворах; а о зданиях в несколько этажей нет и помину (кое-где бывают, однако ж, пародии двухэтажных зданий). Как опять не вспомнить, что люди – везде люди, и всякий хочет отличиться пред толпой именно тем, что ей недоступно, т. е. тем, что несвойственно. У, нас так много места, а наши домы лезут вверх; в Китае всякий клочок земли так дорог, и зато богачи стараются занять под свой дом земли как можно более; китайцы считают величину своих домов звеньями – это то, что у нас окно. Иметь две-три тысячи звеньев в своем жилище, разумеется, в приличным доме – вот о чем мечтает китаец! В Пекине много княжеских дворцов, и мы, кажется, нисколько не преувеличим, если скажем, что многие из них занимают пространства не менее нашей Петропавловской крепости. Впрочем, для своего жительства частные богачи избирают большею частью извилистые переулки. Мы очертили характер большой улицы шириной в 20 сажен и более, но на эту улицу со всех сторон выходят переулки, к которым прикасаются уж закоулки, где насилу проедет и один экипаж. Тут-то живут главным образом горожане; здесь менее шуму, меньше лавок (исключая главных переулков), меньше езды и, следовательно, грязи; тут подле дома бедняка поселился богач, который свез богатства из всех провинций Китая; вы сейчас узнаете его дом, потому что хотя пред вами один только забор с воротами и стены конюшен, но кладка кирпича показывает, что это не простой дом. Забор у бедняка кое-как держится на штукатурке; он весь сложен из глины, в которой только кое-где торчит для связи кирпич. У богатого в самом заборе кирпич выточен, пригнан к другому кирпичу так, что едва заметен шов. Ворота хоть и небольшие, потому что в Китае на все есть мера, но дерево вылакировано заново, пол на первом дворе вымощен гладко-нагладко. Пройдите далее – вы встретите здания одно чище другого; оконные рамы – из цельного черного дерева, мебель – вся из кипариса, сандалу или даже алоэ; бездна всяких безделушек и дорогих вещей украшает кабинет богача. Но мы беремся описывать одну наружность; домы богачей отличаются красотою крыльца, распиской свесов и выходящих наружу балок потолка; толстые столбы, цена которых бывает баснословная, должны поддерживать эти балки; самые стропила, которые поддерживают крышу, должны быть нарумянены в своих концах чистой киноварью. Затем следуют сады с затейливыми прудами, гротами, цветниками, беседками. Нет сомнения, что в Пекине таких богатых домов много, очень много, но для того чтоб их перечислить и составить о них понятие, надобно ездить не по улицам, а подняться вверх на воздушном шаре. Тогда, может быть, мы найдем Пекин действительно заслуживающим названия столицы. Может быть, при этом заметят, что если в Пекине так ширятся богачи, то каким образом можно допускать в нем население, превосходящее все столицы мира. Мы и сами готовы были не верить такому предположению. Припомним, что сверх обширных домов богачей в Пекине есть еще более обширные кумирни, еще обширнее их княжеские дворцы, места, занятые жертвенниками (небу, земле, солнцу, луне и проч.), и, наконец, всех их обширнее самый императорский дворец. Кроме того, есть еще множество министерств и всякого рода присутственных мест, есть подворья для иностранцев и, наконец, площади. За всем тем, когда припомним, что в число народонаселения столицы надобно необходимо включить все предместья и загородные места, причисляемые к Пекину, что часть его, обнесенная только городскими стенами, с южным предместьем простирается на двадцать девять верст, что в этой столице считается до 5000 кумирен с 80 000 монахов, более 30 000 одних потомков царского рода и не менее 200 000, так называемых знаменных, внесенных в списки и получающих жалованье, то огромное народонаселение сделается снова вероятным. Ведь если считать 200 000 знаменных, получающих жалованье, то это уже взрослое народонаселение, а не старики и дети. Сверх того, не все знаменные получают жалованье; в числе их много и таких, которые не могут до смерти дождаться вакансии; в таком случае число знаменных семейств должно положить, по крайней мере, вдвое против числа вакансий, а в семействе китайском нельзя положить менее пяти душ; в Китае все женятся с раннего возраста и все заботятся иметь потомков. Но мы не приняли еще в расчет невоенных, т. е. всего чисто китайского народонаселения, туземного и нахлынувшего со всех концов империи. Все купцы и сидельцы в лавках и в ресторанах, весь рабочий класс состоит из китайцев – одних нищих насчитывают здесь сорок тысяч. Хотя богатые домы и раскинулись широко, зато не надобно забывать, что в них много и прислуги. Дворня китайская многочисленна; азиатский обычай набивать свой двор тунеядцами здесь господствует во всей силе. И то, правду сказать, здесь прислуга ничего почти не стоит; слуга довольствуется жалованьем в 60 к. серебром в месяц, а в другом месте он готов служить из-за куска насущного хлеба. Точно так же и княжеские дворцы не пустые: к ним по штату приписано часто по нескольку сот семейств; купеческие лавки по той же причине переполнены сидельцами и приказчиками; поступить в лавку желает всякий, да не всякого еще принимают даром; для этого нужны родство, протекция или, по крайней мере, рекомендация. Кумирни не стоят также пустыми: в Юнхогуне считается до 1000, в других по нескольку сот лам. Не пусты и частные кумирни: они служат складом для товаров или даже постоялыми дворами. Притом, если богатый люд старается шириться как можно более, то незажиточный нисколько не претендателен; одно звено или комната немного более квадратной сажени служит помещением целого семейства; тут все: и кухня, и спальня, и кладовая, и приемная; и так
