— А то кому же больше-то? — поддакнул рыбак. — Конечно, англичанин. Ему тошно, ежели люди в благоденствии живут. Вот теперь у нас эдакие реки большие, а рыбы год от году меньше. Кто ее угнал? Англичанин. Бывало, об эту пору сигам ход был, а теперь к сигу-то приступу нет. Чем только и торговать! Купцы православные через это самое теперь по средам и по пятницам скоромь начали есть. Вот оно до чего дошло. Значит, англичанин через свои подвохи даже веру нашу развращает.
Лодка подплывала к пристани. Чиновник совсем докурил свой окурок сигары. Держать его в руках было совсем невозможно, но чиновник вздел его на булавку и все еще продолжал курить.
— Слушаю я, господа, ваши речи, и уши у меня вянут от ваших слов про Португалию, — прервал он молчание. — Нешто может быть такой город, где одни шулера живут? Макао… Да в игру макао и честные люди играют.
— И все-таки, барин, игроки. А где игрок, там и шулер гнездится, — отозвался артельщик. — Вон у нас есть город Осташков и назван он так за осташковские сапоги, так там больше половины сапожников. Кимра тоже при своем сапожном товаре вся сапожниками засажена. Городу по шерсти и кличку дают. Чем же, по-твоему, Португалия-то занимается?
— Чем-чем… — замялся чиновник. — Португалия цигарки дорогие вертит и на всю Европу продает, — закончил чиновник, поднялся с места и начал выходить из причалившей к плоту лодки.
1906
