Китаист - [5]
Металлическая тележка остановилась возле их кресел. Девушка-проводница окинула их обоих коротким прицельным взглядом.
– Чай, кухуёк, галеты, кухен, вафли, – перечисляла скороговоркой, обращаясь исключительно к неосторожной девице. Словно его здесь нет.
– Кофе. Галеты. Одну пачку. Нет, две. Или – нет. Прошу прощения, вафли у вас свежие?
Судя по кофе и прошу прощения, девица говорила подчеркнуто на сов-русском. Но в устах захребетницы его родной язык звучал, как ему казалось, презрительно.
– Сегодня завезли. – Проводница, та, что с кофейником, откликнулась вежливо.
– А сливки? Надеюсь, натуральные? – девица следила за рукой, осторожно подносящей полную чашку к металлическому столику.
– Сожалею, но сливки – длительного хранения. Ваши, – проводница едва заметно улыбнулась: дескать, ее-то не проведешь. Никаким демонстративным сов-русским. – Восемьдесят восемь копеек.
– Что для вас? – вторая обращалась к нему.
– Кофе, пожалуйста. – И, поколебавшись, добавил: – Со сливками.
Следя за чашкой, завершающей опасный путь до его металлического края, подумал: «Обе филологини. На режимных объектах всегда двуязычный персонал».
– Тридцать две копейки. Он потянулся было к карману, но шустрая девица опередила:
– Ой! У меня мелочи вашей до хрена. Всё одно не меняют. – Запустив руку в сумочку, как в тряпочную копилку, высыпала на стол. Отбирая нужную сумму, внимательно вглядывалась в каждую копейку.
Седовласый мужчина, от которого проводницы минуту назад отъехали, взмахнул рукой. Тележка двинулась в обратную сторону. Только сейчас он заметил два чемодана на багажной полке. Еще три, дорогие, кожаные, стояли в зазорах между кресел.
Подняв глаза от пачки вафель, которую внимательно рассматривала, девица поймала его взгляд:
– Наши. Обратно едут. К вам – жратву, шмотки. Кроче, кламоттен и всякое такое… Слышь, а тут чо?
– Вафли. – Неловко подцепив двумя пальцами металлический хвостик, он дергал, пытаясь распечатать сливки. Такие хитрые упаковки доводилось видеть только в кино.
– Да ты чо, мля, – девица откликнулась, растягивая гласные. – По-твоему, я читать не умею?!
Глянув мельком, он сообразил, о чем его спрашивают.
– «Азарт». Вафли так называются.
– На-зы-ваются? – она повторила осторожно, видно, все равно не поняла.
– Ну… – отвлекшись от хитрой коробочки, он подбирал синонимы, – восторг, воодушевление, воля к победе, страсть…
– Страсть? – Она разорвала обертку и вонзила острые щучьи зубки. Прожевала, промокнула губы бумажной салфеткой: – Не, не свежая.
Сладив наконец с неподатливым хвостиком, он вылил содержимое в чашку. Черный кофе окрасился в приятный молочный цвет.
– Хошь? – Девица протянула свою. Сливочная коробочка поблескивала соблазнительно.
– А ты? – не хотелось показаться невежливым.
– Не, я ост-пакеты не жру. Консерванты.
– Нет, спасибо. – Не то чтобы обиделся. Просто решил обойтись своей.
– Кухуёк ничо себе, натуральный, – она сделала глоток на пробу. – А то бывает, растворимый сыпют – ваще отрава.
Он удивился: в СССР растворимый кофе ценится выше натурального, особенно их, российский, каждая баночка – на вес золота.
– Забыл совсем! У меня бутерброды.
– С сыром? – девица откликнулась с радостной непосредственностью.
– С колбасой, докторской.
– Колбаса. Не-е, – детская радость погасла. – Ваша докторская – говно.
«Нет, – он подумал, – тут дело не только в языке». Воспитанная девушка, на каком бы языке она ни говорила, должна поблагодарить, сказать: спасибо, я не голодна. Или что-нибудь в этом роде.
– А правда ваши туалетенпапир в колбасу суют? – девица снова оживилась. – Или правильно: кладут? – она повертела рукой, будто вращая рукоятку мясорубки.
– Добавляют. – Он усмехнулся: «Мифы есть мифы. Тут уж ничего не попишешь». – Ну да. В фарш. Туалетная бумага – дефицит. Как думаешь, почему? Именно поэтому. Но правительство разработало неотложные меры. Принято постановление, я читал в «Правде», – говорил, стараясь не прыснуть раньше времени. – С будущего года планируют добавлять использованную. Прогрессивная технология, замкнутый цикл.
Надо признать, шутка получилась грубой. Но, самое удивительное, девица даже не улыбнулась. Сидела, хлопая синими ресницами. «Мало что невоспитанная. Похоже, еще и дура, – вывод, в его обычной жизни пресекающий дальнейшее общение. – Надо извиниться и пересесть».
– Ну, чо, – девица отставила чашку, – двинули? «Какой с нее спрос? Кто их там учит? А тем более приличиям», – он кивнул.
Девица шагала по проходу, покачивая узкими мальчишескими бедрами, обтянутыми чем-то вроде плотного трикотажа. Стараясь не смотреть – хотя взгляд так и притягивало, – он оглядывал вагон. Кроме них и пожилой пары, которая возвращалась в Россию с пустыми чемоданами, насчитал пять человек: еще одна пара средних лет – эти сидели наискось по другую сторону прохода. И двое молодых с ребенком.
Мельком восхитившись послушной автоматикой – прозрачные дверные створки открылись легко и бесшумно, – и не заметил, как оказался в тамбуре.
– Проходите… – парень в синей железнодорожной форме отступил предупредительно. – Прошу, прошу.
– Не. Мы – тут. Курить. Кроче, покурим, – девица ответила вежливой, но холодноватой улыбкой, возводящей между ней и поездной обслугой стеклянную преграду: видеть можно, дотронуться нельзя.
Елена Чижова – коренная петербурженка, автор четырех романов, последний – «Время женщин» – был удостоен премии «РУССКИЙ БУКЕР». Судьба главной героини романа – жесткий парафраз на тему народного фильма «Москва слезам не верит». Тихую лимитчицу Антонину соблазняет питерский «стиляга», она рожает от него дочь и вскоре умирает, доверив девочку трем питерским старухам «из бывших», соседкам по коммунальной квартире, – Ариадне, Гликерии и Евдокии. О них, о «той» жизни – хрупкой, ушедшей, но удивительно настоящей – и ведет рассказ выросшая дочь героини, художница… В книгу также вошел роман «Крошки Цахес».
В романе «Крошки Цахес» события разворачиваются в элитарной советской школе. На подмостках школьной сцены ставятся шекспировские трагедии, и этот мир высоких страстей совсем непохож на реальный… Его создала учительница Ф., волевая женщина, self-made women. «Английская школа – это я», – говорит Ф. и умело манипулирует юными актерами, желая обрести единомышленников в сегодняшней реальности, которую презирает.Но дети, эти крошки Цахес, поначалу безоглядно доверяющие Ф., предают ее… Все, кроме одной – той самой, что рассказала эту историю.
Елена Чижова – автор пяти романов. Последний из них, «Время женщин», был удостоен премии «Русский Букер», а «Лавра» и «Полукровка» (в журнальном варианте – «Преступница») входили в шорт-листы этой престижной премии. Героиня романа Маша Арго талантлива, амбициозна, любит историю, потому что хочет найти ответ «на самый важный вопрос – почему?». На истфак Ленинградского университета ей мешает поступить пресловутый пятый пункт: на дворе середина семидесятых. Девушка идет на рискованный шаг – подделывает анкету, поступает и… начинает «партизанскую» войну.
Елена Чижова, автор книг «Время женщин» («Русский Букер»), «Полукровка», «Крошки Цахес», в романе «Лавра» (шортлист премии «Русский Букер») продолжает свою энциклопедию жизни.На этот раз ее героиня – жена неофита-священника в «застойные годы» – постигает азы непростого церковного быта и бытия… Незаурядная интеллигентная женщина, она истово погружается в новую для нее реальность, веря, что именно здесь скроется от фальши и разочарований повседневности. Но и здесь ее ждет трагическая подмена…Роман не сводится к церковной теме, это скорее попытка воссоздания ушедшего времени, одного из его образов.
Елена Чижова – прозаик, автор многих книг, среди которых «Время женщин» (премия «Русский Букер»), «Город, написанный по памяти», «Терракотовая старуха», «Орест и сын», «Китаист». «Повелитель вещей» – новый роман. Санкт-Петербург, март 201… года. Анна, бывшая школьная учительница, надеется, что вслед за кардинальными переменами в стране изменится и ее собственная жизнь. Маленький мир, в котором, помимо Анны, живут ее домашние: мать, владелица богатой коллекции антиквариата, и сын, начинающий гейм-дизайнер, создающий Великую Игру, – действительно изменится.
В романе Б. Юхананова «Моментальные записки сентиментального солдатика» за, казалось бы, знакомой формой дневника скрывается особая жанровая игра, суть которой в скрупулезной фиксации каждой секунды бытия. Этой игрой увлечен герой — Никита Ильин — с первого до последнего дня своей службы в армии он записывает все происходящее с ним. Никита ничего не придумывает, он подсматривает, подглядывает, подслушивает за сослуживцами. В своих записках герой с беспощадной откровенностью повествует об армейских буднях — здесь его романтическая душа сталкивается со всеми перипетиями солдатской жизни, встречается с трагическими потерями и переживает опыт самопознания.
Так сложилось, что лучшие книги о неволе в русской литературе созданы бывшими «сидельцами» — Фёдором Достоевским, Александром Солженицыным, Варламом Шаламовым. Бывшие «тюремщики», увы, воспоминаний не пишут. В этом смысле произведения российского прозаика Александра Филиппова — редкое исключение. Автор много лет прослужил в исправительных учреждениях на различных должностях. Вот почему книги Александра Филиппова отличает достоверность, знание материала и несомненное писательское дарование.
Книга рассказывает о жизни в колонии усиленного режима, о том, как и почему попадают люди «в места не столь отдаленные».
Журналист, креативный директор сервиса Xsolla и бывший автор Game.EXE и «Афиши» Андрей Подшибякин и его вторая книга «Игрожур. Великий русский роман про игры» – прямое продолжение первых глав истории, изначально публиковавшихся в «ЖЖ» и в российском PC Gamer, где он был главным редактором. Главный герой «Игрожура» – старшеклассник Юра Черепанов, который переезжает из сибирского городка в Москву, чтобы работать в своём любимом журнале «Мания страны навигаторов». Постепенно герой знакомится с реалиями редакции и понимает, что в издании всё устроено совсем не так, как ему казалось. Содержит нецензурную брань.
Свод правил, благодаря которым преступный мир отстраивает иерархию, имеет рычаги воздействия и поддерживает определённый порядок в тюрьмах называется - «Арестантский уклад». Он един для всех преступников: и для случайно попавших за решётку мужиков, и для тех, кто свою жизнь решил посвятить криминалу живущих, и потому «Арестантский уклад един» - сокращённо АУЕ*.
Игорь Дуэль — известный писатель и бывалый моряк. Прошел три океана, работал матросом, первым помощником капитана. И за те же годы — выпустил шестнадцать книг, работал в «Новом мире»… Конечно, вспоминается замечательный прозаик-мореход Виктор Конецкий с его корабельными байками. Но у Игоря Дуэля свой опыт и свой фарватер в литературе. Герой романа «Тельняшка математика» — талантливый ученый Юрий Булавин — стремится «жить не по лжи». Но реальность постоянно старается заставить его изменить этому принципу. Во время работы Юрия в научном институте его идею присваивает высокопоставленный делец от науки.
Елена Чижова – автор романов «Время женщин», премия «РУССКИЙ БУКЕР», «Орест и сын», «Терракотовая старуха», «Лавра», «Крошки Цахес», «Полукровка».Как гриб не растет без грибницы, так и человек вырастает из прошлого: страны, города, семьи. Но что делать, если связь с родительским домом принимает болезненные формы? Не лучше ли ее разорвать, тем самым изменив свою жизнь?В новой книге «Планета грибов» главные герои – он и она, мужчина и женщина. Переводчик, погрязший в рутинной работе, и удачливая бизнес-леди.
Прозаик Елена Чижова – петербурженка в четвертом поколении; автор восьми романов, среди которых «Время женщин» (премия «Русский Букер»), «Орест и сын», «Терракотовая старуха», «Китаист». Петербург, «самый прекрасный, таинственный, мистический город России», так или иначе (местом действия или одним из героев) присутствует в каждой книге писателя. «Город, написанный по памяти» – роман-расследование, где Петербург становится городом памяти – личной, семейной, исторической. Елена Чижова по крупицам восстанавливает захватывающую историю своей семьи.