Китаб аль-Иттихад, или В поисках пентаграммы - [31]

В покоях нижнего этажа мы удобно расположились на коврах, и я рассказал друзьям о тех действиях, которые, по моему мнению, должны были предшествовать нашему вторжению в страну зинджей. Первым звеном подготовки я предлагал сделать посещение Ага–хана, главы низаритов, в его отдаленном горном убежище. «Если нам не поможет Ага–хан, мы погибли, ведь отказаться от нашего предприятия мы все равно не сможем, но и успеха не добьемся, а неудача для нас равносильна гибели», — убежденно заявил я. «Мы ничего не понимаем во всех этих восточных делах, но вам мы верим. Ведите нас», — выражая общее мнение, произнес Виктор. Закончив наше краткое совещание, я вышел во двор понаблюдать за совершением казни. Хозяин уже сидел на колу. Кол низариты подобрали со знанием дела — не слишком тонкий, и не стали его смазывать, чтобы мерзавец не умер слишком быстро. Ноги убийцы судорожно вытянулись и мелко дрожали в отчаянном усилии найти опору и остановить страшную боль, неуклонно разрывавшую его утробу. Кол уже сплошь покрывали липкие блестящие потеки крови, по ногам тоже струилась кровь, привлекая полчища мух. Мухи кишели в уголках глаз казнимого, копошились на губах и в бесстыдно распяленной промежности. Отогнать их он не мог, так как руки его были связаны за спиной. «Прекрасно, — похвалил я. — Вы сделали все правильно». Еще некоторое время я пристально наблюдал за мучениями негодяя. Только глупцы утверждают, будто месть не приносит отрады. Затем я повернулся и пошел в дом. «Добей его, мурид», — бросил я на ходу ближайшему низариту. Тот потащил с плеча старинное ружье, богато изукрашенное серебром. Когда раздался выстрел, я обернулся и увидел, как голова моего врага бессильно мотнулась набок.

Похороны Айше задержали нас ненадолго. Низариты всего за одну ночь построили для нее на своем подворье мраморный мавзолей, в который поместили тело. Они же по моей просьбе помогли нам закупить все необходимое для путешествия. Когда облаченное в саван тело Айше исчезло в прохладном сумраке мавзолея, я вдруг понял, что желание быть

похороненным вместе с любимои — это вовсе не выдумка сентиментальных писак, а совершенно естественное чувство, простое продолжение той близости, которая существовала в жизни, — если, конечно, человек не ценит слишком высоко свою жалкую жизнь саму по себе. Я назначил отправление на следующее утро после похорон и, собрав в кулак все душевные силы, пошел проверить припасы. Удовлетворенный результатами проверки, я отыскал знакомый саквояж с деньгами и достал оттуда две бутылки виски, захваченные в баре казино. Одну из них я тут же открыл и основательно хлебнул из горлышка. До темноты я просидел с друзьями, беседуя о посторонних предметах и прихлебывая виски, пока, незаметно для себя, не впал в забытье. Меня отнесли в спальню, заботливо раздели и укрыли покрывалом.

Наутро похмельная одурь и суета сборов заставили меня отвлечься от свершившегося накануне. Наконец мы погрузились на слона. «Аллах да благословит вас», — крикнул я гостеприимным низаритам, и те склонились в прощальном поклоне. Громко трубя, слон вышел из ворот на улицу. «Держи на северо–запад!» — велел ему я. Слон, искушенный в мореплавании, знал все курсы и уверенно двинулся в заданном направлении. Выйдя из города, он направился вверх по течению Хугли, правого рукава Ганга. Затем наш путь прошел по правому берегу Ганга вдоль всей речной долины. Когда перед нами возникал очередной приток священной реки, слон, не замедляя хода, с берега обрушивался в воду, поднимая тучи брызг. Он двигался даже ночью, превосходно ориентируясь в темноте. Покачиваясь в паланкине, мы негромко беседовали. Друзья старались отвлечь меня от мрачных мыслей. Петя Кока и Лентяй рассказывали о зверствах молдавского режима, маркиз описывал чудачества своих титулованных родственников, рассеянных по всему земному шару; Виктор, Дмитрий и я читали стихи либо излагали захватывающие сюжеты своих романов и пьес; Вадим Цимбал наигрывал на губной гармонике бесчисленные мелодии либо пел под аккомпанемент слона, который негромко трубил наподобие саксофона. Между прочим Дмитрий наконец рассказал нам историю своего исчезновения.

Низаритский шейх не зря сомневался в том, что Дмитрия и вправду похитили. Не в силах совладать со своей страстью к игре, Быков, оказавшись в Бейруте, скоро проторил дорожку в тайные игорные притоны припортовой части города. Он был прекрасным игроком и имел от карт немалый доход, но в один прекрасный день его постоянный партнер, на честность которого он полностью полагался, стакнулся с двумя шулерами, и втроем они обыграли Дмитрия на огромную сумму. Чтобы погасить долг, Дмитрий использовал казенные деньги, данные ему в посольстве для приобретения киноаппаратуры, а также доверенную ему на хранение общую кассу бейрутского клуба журналистов. Стремясь поскорее отыграться, Дмитрий бросился в легальное казино, где играли в рулетку, хотя давным–давно дал себе слово не вверяться этой игре, основанной лишь на слепой прихоти судьбы. Развязка оказалась скорой — в тот же вечер он проигрался дочиста. Вернувшись к себе в отель, Дмитрий постарался спокойно обдумать ситуацию. Три выхода были перед ним: или позор и тюрьма, или самоубийство, или исчезновение. «Я выбрал третье, — сказал Дмитрий с достоинством. — Остальное стало уже делом техники». «И совершенно правильно, — поддержал его маркиз. — Не хватало только, чтобы из–за каких–то жалких денег такой человек, как вы, пустил себе пулю в лоб или сидел в одной камере со всяким сбродом». «Это не жалкие деньги, — возразил Дмитрий, задетый за живое. — Недостача составляла около пятисот тысяч франков». Маркиз усмехнулся: «Мой дедушка за одну осень в Париже спустил три миллиона, а тогда деньги стоили куда дороже, чем сейчас. Но дедушка и не подумал стреляться, а изменил внешность и бежал в Южную Африку. И что вы думаете? На участках, которые он застолбил, нашли золото, он вернулся в Париж, помирился с кредиторами и зажил еще роскошнее, чем раньше. Если бы его вскоре не хватил апоплексический удар в объятиях неких двух знатных дам, он, конечно, прокутил бы и эти деньги. Лишь благодаря его внезапной смерти они остались в нашем роду».