Китаб аль-Иттихад, или В поисках пентаграммы - [18]

Виктор забылся, когда уже светало. Когда он очнулся, взгляд его упал на хронометр, висевший на стене. Тот показывал четыре часа пополудни. Виктор зевнул, почесал грудь и огляделся. Радом с ним в теплых волнах белья виднелись белое плечико и темные кудряшки сладко посапывавшей Лулу. На двух других диванах нежились Зизи и Мими. Офицеров в каюте не было. Виктор вылез из–под одеяла, натянул брюки и закурил сигару. Услышав звук зажигаемой спички, Мими открыла один глаз. «Капитан разбудил меня в такую рань, — улыбаясь, сказала она голосом, хриплым спросонья. — Ушел, когда пробило семь склянок». «Железный человек!» — промолвил Виктор с уважением. При звуках разговора завозились под одеялами Зизи и Лулу. В этот момент раздался стук в дверь. «Да–да, войдите!» — мгновенно стряхнув сон, вскричали хором все три дамы, обрадованные приходом кавалеров. Капитан и его помощник вошли в каюту и со старомодной учтивостью приветствовали гостей. Под глазами у капитана Фернандо после бессонной ночи залегли тени, и рука, протянувшаяся за сигарой, слегка дрожала. Маркиз же был совершенно свеж: форма сидела на нем, как всегда, изящно и ловко, пробор остался безукоризненным, серые глаза — живыми и веселыми. Его гладко выбритые щеки и девственно белая сорочка источали запах хорошего одеколона. Офицеры присели на диваны, чтобы наградить своих дам утренним поцелуем, и к ним из ворохов белья протянулись лилейно–белые ручки, затем появились слегка заспанные смеющиеся личики и послышалось звонкое чмоканье, сопровождаемое нежным смешком. Затем капитан с помощником удалились, пообещав скоро вернуться, и вместо них в каюту вошли четыре стюарда, которые быстро и бесшумно убрали остатки вчерашней трапезы и сервировали стол для утреннего кофе. Виктор удобно расположился в кресле, попыхивая сигарой, прихлебывая кофе и взглядом знатока следя за туалетом дам. Вскоре он ощутил прилив аппетита и съел тарелку яичницы с голландской ветчиной. Затем он принялся за гренки с маслом, запивая их кофе. Дамы поначалу жеманились и капризничали, но понемногу смолкли и, проявляя завидный аппетит, уничтожили все, что стояло на столе. Явившийся стюард проворно убрал постели. В это время пол каюты слегка задрожал от работы мощных машин где–то далеко внизу, в стальном чреве броненосца. Громада корабля пришла в движение. Вежливо постучавшись, в каюту вошел маркиз и объявил, что корабль идет в бухту Сан — Карлос, где офицеры устроят для гостей пикник. По словам маркиза, берега бухты отличались необыкновенной красотой и были в то же время совершенно безлюдны. «Прекрасно!» — вскричал Виктор. «Маркиз, душка!» — запищали обрадованные дамы, начавшие уже слегка скучать. Пока броненосец двигался к бухте Сан — Карлос, дамы стояли на юте под зонтами, которые держали стюарды–негры, и созерцали видневшиеся в отдалении берега, в то время как Виктор развлекал их кишиневскими анекдотами. На траверзе бухты броненосец застопорил машины, и вельбот с шестью гребцами повез всю вчерашнюю компанию к берегу, где над полосой ослепительно белого песка возвышались купы сосновых деревьев. Когда Виктор, офицеры и дамы высадились на берег, — причем всех трех повизгивавших дам, боявшихся замочить туфельки, без видимого усилия перенес на сушу маркиз, — матросы оставили на песке у кромки прибоя корзины с вином, фруктами и холодной дичью и отправились на вельботе назад к броненосцу. «Какая прелесть!» — озираясь, воскликнул Виктор. Там, куда не достигали волны, песок был устлан плотным ковром опавших сосновых игл, и в нагретом воздухе стоял густой горьковатый запах хвои. Причудливо искривленные стволы сосен воскрешали в памяти сюжеты китайской живописи. Предвечернее солнце придавало предметам особый терракотовый оттенок. «Аттика», — мечтательно произнес маркиз. Ноздри его раздувались, впивая запахи моря и хвои. После шампанского и легкой закуски наступил черед купания в море. Предложение Виктора купаться обнаженными было встречено негодованием дам, которое, однако, удалось вскоре развеять. Сделал это маркиз, непринужденно заметив: «Почему бы и нет?» — и тут же сбросив с себя всю одежду. Обнажился мощный торс, крепкие бедра и внушительных размеров мужское естество — фигура не Антиноя, а Геракла. Маркиз спокойно направился к воде — такой же походкой, какой пересекал салоны европейских столиц. Капитан Фернандо и Виктор последовали его примеру, а затем и дамы с жеманным хихиканьем освободились от одежды и предстали в костюме Евы, способном ввести в грех даже самого аббата Куллэ. После купания походка дам, выходивших из воды, приобрела особую томную плавность — прелестницы знали без слов, что наступал черед чувственных наслаждений. «Аттика», — восторженно вздохнул маркиз, глядя на них, поправлявших кудри на фоне прибоя. «Мне кажется, нам пора чуть–чуть пошалить», — промолвил Виктор и, грозно покачивая своей мужской твердью, устремился к дамам. Раскинувшаяся на песке Лулу зажмурилась и притворилась дремлющей, чтобы без ущерба для своей стыдливости принять ласки Виктора. Так она лежала некоторое время, пока не услышала рядом протяжный страстный стон. Приоткрыв глаза, она увидела, что Виктор обладает Зизи, которая встала на четвереньки и томно изогнулась, как влюбленная львица. Лулу не успела ни рассердиться, ни даже осмыслить эту сцену, потому что в следующий миг усы капитана Фернандо коснулись ее бедра. Поодаль маркиз, горделиво выпрямившись, горящим взором обводил все изгибы стройного тела Мими, а та, раскинувшись на песке, дерзко глядела ему прямо в глаза и шаловливо облизывала губы острым алым язычком. Далее скромность заставляет нас опустить покровы над этой сценой. Скажем лишь, что если бы на берегу оказался сторонний наблюдатель, он вспомнил бы одновременно картины Лоррена и Русселя, эклоги поэтов александрийской школы и нескромные стилизации художников эпохи модерна.