Кит на заклание - [65]

Прежде чем передать по телефону этот текст, я показал его Клэр. Она пришла в ужас.

— Фарли, это нельзя посылать в прессу. Ты озлоблен, ты... просто мстишь! Такое выступление в печати — не меньшая жестокость, чем стрельба по киту. Одумайся, прошу тебя!

Я не передал составленного бюллетеня. Когда около семи часов вечера мне удалось наконец дозвониться до агентства Кэнэдиен-Пресс, я продиктовал абсолютно бесстрастное сообщение, которое было тут же передано по телеграфу в редакцию канадского радио и по международным каналам послано в другие страны. Принимал мой текст один из руководителей агентства в Торонто, и, когда я кончил, он поблагодарил меня и сказал:

— Информация о Моби Джо идет на первых страницах во всех газетах. Шумиха вокруг вашей китихи просто невообразимая. Надеюсь, вы не наделаете глупостей, Фарли.

Я не очень понял его намек, но переспрашивать не стал. По правде говоря, я вовсе не был уверен, что поступаю правильно. Может быть, я уже наделал массу глупостей? К счастью, размышлять было просто некогда. Не прошло и часа, как из нашего приемника донеслось:

«Хранитель Олдриджского кита сообщил, что Моби Джо нужны антибиотики — срочно и в больших количествах. Как выяснилось, пулевые ранения привели к заражению крови. По словам Фарли Моуэта, кит очень и очень болен. Врачи городской больницы в Бюржо вызвались провести курс инъекций, однако у них пока нет необходимых для этого средств. Для каждой инъекции требуется 160 грамм сильнодействующего антибиотика, причем для полного курса лечения понадобится не меньше восьми уколов. Нужны также шприц емкостью полтора литра и стальная игла длиной около метра...»

Реакция на это сообщение была почти мгновенной. Из Монреаля позвонил владелец фармацевтической фабрики и сказал, что зафрахтует самолет и утром, если позволит погода, вышлет нам из Сент-Джонса 800 грамм необходимого препарата, а в дальнейшем будет высылать лекарство из Монреаля через Гандер.

Я повесил трубку, и телефон тут же зазвонил опять — нам сообщили, что подходящие шприцы есть только в зоопарке в Бронксе (Нью-Йорк) и ванкуверском океанариуме (Британская Колумбия); туда уже обратились с просьбой немедленно выслать шприц самолетом в Гандер, откуда утром их заберет другой, специально зафрахтованный самолет.

Шевилл, все еще сидевший в Стивенвилле, услышал мое обращение по радио и провел несколько часов у телефона, консультируясь со специалистами в самых разных уголках континента — вплоть до Пуэрто-Рико. Получив рекомендации насчет лечения китихи, он заказал в Соединенных Штатах необходимые препараты и затем позвонил мне.

— Прогноз на завтра хороший, — сказал он. — Утром прилетим на вертолете, на этот раз — наверняка.

Хирург-ветеринар из Сент-Джонса телеграфировал, что он вылетает в Бюржо за свой счет и окажет нам посильную помощь. Десятки людей спешили предложить нам свою поддержку советом или деньгами, и как ни старалась несчастная телефонистка в Хермитидже, она была просто не в состоянии справиться со всеми вызовами. В конце концов мы попросили одного нашего друга в Сент-Джонсе принять часть переговоров на себя.

Странное действие произвел на меня этот массовый и практически мгновенный отклик на мою просьбу о помощи. Гнев и обиду как рукой сняло. Настроение у меня было самое приподнятое. Непрестанные телефонные звонки, радиосводки о реакции публики на переданное по радио и телевидению обращение — все это действовало на меня как мощное возбуждающее средство.

Наверное, так должен чувствовать себя человек, внезапно обнаруживший, что он умеет творить чудеса. Китиха будет спасена — я уже не сомневался в победе. Целую ночь замерзший Бюржо оставался в центре внимания огромного континента, и это ослепило меня: я уже плохо отдавал себе отчет в реальном положении дел.

Около полуночи мне позвонил один из членов Юго-западного клуба. Он был вне себя от счастья.

— У вас радио включено? — возбужденно кричал он. — Это же что-то потрясающее! Наконец-то о нас заговорили! Еще пара недель — и Джо прикажет проложить в Бюржо шоссе. Да, видно не зря бог послал нам эту китиху! Уж она-то превратит Бюржо в стопроцентный современный город!

Он на секунду замолчал, потом спросил встревоженно!

— А она не подохнет?

— Она очень больна, — ответил я, — и пока что на улучшение рассчитывать не приходится. Мне надо все время сидеть у телефона, потому что к утру прибудет по крайней мере пять самолетов с лекарствами и врачами. Нельзя ли на рассвете послать кого-нибудь в заводь присмотреть за китихой? Констебль не может торчать там круглые сутки, и я боюсь, как бы кое-кто из подонков, которые в нее стреляли, не воспользовался случаем... И пусть утром кто-нибудь позвонит мне и сообщит, как дела.

— Конечно, Фарли. Мы все устроим. Я лично пойду в заводь. Не дай бог с ней сейчас что-нибудь случится, не дай бог!..

Поспать в ту ночь мне опять не удалось. Резкий переход от озлобления к экзальтации привел меня в такое состояние, что я не мог прилечь даже на несколько минут. Всю ночь я пил чай и смотрел на часы.

Лишь только забрезжил зеленоватый рассвет, я вышел из дому. В воздухе не было ни ветерка. Когда небо посветлело, я увидел, что оно совершенно безоблачно. Густая пелена тумана, всегда висевшая над морем в нескольких милях от берега в ожидании подходящего момента, чтобы надвинуться на Бюржо и поглотить его, в то утро отступила далеко к горизонту. Одним словом, погода на Юго-западном побережье была летная.