Кисмет - [59]

— М-да… хм… не знаю. Наверное, иногда.

— Интересное замечание. Логичнее было бы сказать «иногда нет».

— Ага.

— Что значит «ага»?

В известном смысле она была настоящим феноменом. Дама была совершенно пьяна, глаза ее косили в разные стороны, и она плела полнейшую чушь, твердя одно и то же инструкторским голосом, словно получала зарплату за свою болтовню.

Когда гости разбрелись по диванам и креслам, я, воспользовавшись моментом, тихо улизнул от «инструкторши» и направился в спальню, чтобы попрощаться с Лейлой.

— Если будут новости, позвоню тебе завтра.

— О’кей. Все в порядке?

— Да, все нормально. — Я погладил ее по волосам.

— Знаешь, тогда, в кухне, я пошутила.

— Да, знаю. Попытайся заснуть.

Она кивнула, и мы улыбнулись друг другу.

— До завтра.

Слибульский снова сидел на кухне и глушил водку.

— Мне надо идти. Завтра много дел.

— А тебе не кажется, — забормотал он пьяным голосом, — что ты должен мне кое-что объяснить. Тебе не нравится компания или дело в другом?

— Неважно. Присмотришь за Лейлой?

— Не беспокойся.

Уходя, я кивнул Джине и получил прохладный кивок в ответ. С моей стороны было не совсем прилично так покидать хозяев, но, оказавшись на лестничной клетке, я сразу же забыл о Джине и Слибульском.

ГЛАВА 19

На следующее утро, ровно в десять часов, я сел в машину и двинулся в направлении вокзала. Сияло солнце, и от ночной прохлады не осталось и следа. На улицах уже кипела жизнь, люди спешили за субботними покупками или сидели за столиками перед кафе. Я опустил окно и вдыхал свежий воздух, напоенный ароматами цветов, слушал смех и детские крики. В такой час Франкфурт представлял собой смесь курортной лужайки и оживленной базарной площади в деревне.

Однако за поворотом на Кайзерштрассе атмосфера изменилась. Вначале мне показалось, что стало тише, хотя в этом районе обычно бываю оживленнее, чем в центре, а в субботу — тем более, особенно в первой половине дня. Сюда, как правило, съезжались люди из пригородов, которые, заплатив за бензин, хотели окупить затраты и насладиться прелестями большого города.

Чем ближе я приближался к ресторану «Нью-Йорк» — штаб-квартире албанца, — тем пустыннее становились тротуары, пока совсем не обезлюдели. Лишь изредка попадались случайные наркоманы или пассажиры с сумками, спешившие с вокзала или на вокзал, которые, вероятно также ощущая эту жутковатую атмосферу, все время нервно озирались по сторонам. Внимательно присмотревшись, я увидел множество голов за темными окнами кабака и полуоткрытыми дверьми стриптиз-клуба, которые с любопытством выглядывали на улицу. Вдруг тишину взорвал вой сирены, и в следующий момент мимо меня промчалась машина скорой помощи. Когда звук сирены смолк и наступила еще более жуткая тишина, я увидел в окнах углового дома, в котором находился «Нью-Йорк», отражение по меньшей мере двадцати синих мигалок. Я медленно подкатил ближе, остановился у полицейского заграждения и дрожащими руками зажег сигарету. На месте «Нью-Йорка», пышно расцвеченного неоновой рекламой, представлявшего собой трехэтажную дискотеку с рестораном и биллиардным залом, зияла пустота. На месте здания, располагавшегося напротив, тоже были развалины, и от двух находящихся в нем баров тоже мало что осталось, кроме поднимавшегося от пепелища дыма. Зато было множество обугленных трупов, которые пожарные и врачи в масках выносили из завалов на тротуар. Где начиналась эта вереница, я не видел.

— Вы с ума сошли?! Прочь отсюда!

Один из полицейских, растерянно крутившихся неподалеку, увидев меня, подошел ближе и, хлопнув себя по лбу, крикнул:

— Вы соображаете, где находитесь и что здесь происходит?

— Ладно, ладно. — Я махнул рукой и отъехал к следующему углу дома.

Остановившись, я попытался осмыслить происходящее, как вдруг вспомнил, о чем забыл сказать албанцу, — вчера вечером, около фирмы Аренса я услышал: «Итак, братцы, до субботы! С утра работа, а вечером расслабон! — Не беспокойтесь, шеф! Козлы получат свое — подохнут, не проснувшись!» Из-за Сташи Маркович эти слова начисто вылетели у меня из головы.

Не успел я додумать до конца эту мысль, как кто-то резко рванул заднюю дверь моего «опеля», и я ощутил дуло пистолета у своего затылка.

— Быстро езжай!

В зеркале заднего вида я увидел заляпанное кровью лицо албанца. От него несло гарью. Я ничего не сказал, а если бы даже хотел что-то сказать, не смог бы произнести ни звука, поэтому полностью сконцентрировался на дороге, чтобы не создавать аварийной ситуации.

— Прямо и направо.

Я послушно исполнял команды. Мы выезжали из города.

— Вовремя прибыли на место, не опоздали.

Я осторожно кивнул.

— Все время прямо. Давно не сидел в такой рухляди.

Через четверть часа мы остановились на дороге. Справа было картофельное поле, слева — капустное. Албанец, продолжая держать пистолет у моего затылка, потребовал, чтобы я рассказал ему все, что знаю, про «армию».

Я рассказал ему почти все.

— Хорваты? — заорал он, и на мгновение мне показалось, что сейчас раздастся выстрел. — Почему сразу не сказали? Через полчаса я бы выяснил, кто за ними стоит. У меня везде свои люди. Один день, и этой «армии»… — Он махнул рукой вверх.