Кисмет - [26]

Был субботний вечер. Из квартиры торговца овощами раздавались звуки шлягера «Иди в мой вигвам, вигвам…». Наверно, он считал эту попсу очень возбуждающей. Потом все шло по полной программе: вой собаки, хлопок пробки, все та же пластинка, собственное музыкальное сопровождение, снова лай собаки. Около двух часов ночи дверь захлопнулась и наступила тишина.

ГЛАВА 9

Следующие два дня я провел в постели. Никто не прерывал моего постельного режима, состоящего из лежания перед телевизором, поедания фасолевого супа и шоколадного мороженого. За окном моросил дождь, и прогноз погоды не обещал ничего хорошего до самого конца недели. Для человека с разбитой рожей такая погода как раз то, что надо. Лишь один раз я вздрогнул, когда зазвенел рэкетирский мобильник. Пришло СМС-сообщение, что план срочно отменяется.

В полдень во вторник я почувствовал, что прихожу в себя, и позвонил албанцу. Мы познакомились с ним пять месяцев назад на турнире по бильярду, а потом вместе выпили по нескольку рюмок анисовой водки. Вскоре после этого я узнал, что две его дочери поступили в ту же дорогую частную школу-интернат, в которой учился и сын налогового консультанта Слибульского. По рассказам налоговика, девочкам там приходилось не сладко. Классный наставник в присутствии других учеников постоянно придирался к ним, считая верхом педагогичности регулярно подчеркивать албанское происхождение как причину недостатка их школьных достижений, хотя обе девочки родились во Франкфурте и каникулы проводили чаше во Флориде, чем в Албании. Все же при ежемесячной плате за обучение в две тысячи марок плюс прочие расходы можно претендовать на учителя не столь дремучего, как этот.

Вообще-то вопросы справедливости в элитных учебных заведениях меня не особо волновали, но в данном случае появлялась возможность завязать более тесные отношения с албанцем. После того как я поимел форменный допрос от личного охранника и секретаря албанца о цели моего звонка, к телефону подошел сам шеф. Я рассказал ему о трудностях, которые испытывают его дочки в интернате, о чем он, по-видимому, услышал впервые. Очевидно, девочки стыдились рассказать отцу о своих проблемах. Как это часто бывает в жизни, стыдятся не те, кому должно быть стыдно, а совсем другие. Я постарался создать у албанца впечатление нужного человека, который будет и впредь информировать его о том, как протекает жизнь его детей в интернате. В конце разговора он сердечно поблагодарил меня и дал номер своего мобильника. В моей работе такой номер был дороже золота. Что дальше стало с учителем, я точно не знаю, но от занятий в классе его вскоре отстранили.

Я обменялся с албанцем несколькими фразами относительно успеваемости его дочерей. Оказалось, что их оценки с некоторых пор стали значительно выше. Потом я рассказал ему в общих чертах, не называя имен и адресов, что мне известно об «армии». Албанец отличался сдержанностью не только как главарь банды. В жизни он тоже был малоразговорчив. Если речь шла не о его дочерях, то разговаривать с ним по телефону было все равно, что лупить теннисным мячом по стенке. Сейчас его тон был верхом любезности и мелодичности, хотя больше напоминал звук покачивающейся на ветру перекошенной двери.

— Мне нужно несколько дней, чтобы выяснить структуру их организации, кто чем занимается, кто за что отвечает и сколько еще будет существовать их банда. А потом можно будет их прихлопнуть.

— Ладно, подождем несколько дней, а потом накроем.

— Они занимают небольшую фабрику. Чтобы накрыть их, нужно не менее сорока человек.

— Сорока?

— Но бойни допускать нельзя. Вы получите от меня всю информацию лишь при одном условии — ваши люди будут держать себя в руках. «Армия» должна прекратить свои наезды, и никакой мокрухи.

— Хорошо.

— Шефа сдадите мне.

— Шефа сдадим вам.

— О’кей, тогда до скорого!

— До скорого! — ответил он.

Уже собираясь положить трубку, я вдруг почувствовал, что он медлит. Я задержал трубку возле уха, и албанец наконец спросил:

— На кого вы работаете?

— На себя.

— И никто вам не платит?

— Нет.

— Почему?

— Эта банда толкнула меня на одну пакость, и я не могу это так оставить.

— Хм, — промычал он и после небольшой паузы добавил: — Если вздумаете меня заложить, знайте, что вы покойник. Вам все ясно?

— Абсолютно.

— Тогда желаю успеха!

Я положил трубку и подумал, что в полуфинале я проиграл ему. Это был достойный противник: он не финтил и не крутил вокруг да около, в отличие от шайки его головорезов, вечно хватающихся за пистолет или за собственный член в кармане своих брюк. Но албанец обещал, что никакой мокрухи не будет и его люди не допустят больше того, что он им прикажет, а такие, как он, умеют держать слово. А в их деле слово — закон.

Я посмотрел на часы: половина второго, самое подходящее время, чтобы доложить моей клиентке о ходе поисков пропавшего животного.

— Добрый день, госпожа Байерле.

— А, господин Каянкая, у вас простуженный голос.

— Да, у меня небольшое несчастье. Я надеялся, что нашел, наконец, Сузи, и в приюте в Оберурсуле по неосторожности зашел в клетку. Но там была совсем другая собачка, которая, к сожалению, оказалась дурно воспитана и имеет обыкновение прыгать людям в лицо. Эта паршивка сломала мне нос.