Кислый виноград. Исследование провалов рациональности - [12]
В качестве предварительного шага на пути к пониманию автономии, включая вопрос о самой ее возможности, мы можем изучить некоторые из неавтономных способов проявления «я». Данная книга в целом и глава III в частности посвящены прежде всего таким предварительным исследованиям: они предоставят фон, на котором можно было бы выделить широкое понятие о рациональности. Однако даже не зная, что такое автономия, допустимо утверждать, что она отличается от добродетельности. Я приведу несколько аргументов, чтобы показать, что основания, на которых мы критикуем желания за то, что они не автономны, отличаются от тех доводов, на которые мы ссылаемся, когда отвергаем желания как неэтичные, – при этом оставляя открытой возможность того, что неэтичные желания также могут оказаться неавтономными.
Желания или предпочтения могут вызывать возражения либо из-за происхождения (неавтономные желания), либо из-за содержания (неэтичные желания). Ярчайший пример неавтономных предпочтений, обсуждающийся в данной работе, – «кислый виноград», то есть приспосабливание предпочтений к тому, что кажется возможным. Другие важные разновидности – конформизм, то есть адаптация своих предпочтений к предпочтениям других людей, и чистая инерция. Мы также должны включить сюда обратный феномен контрадаптивных предпочтений («С другой стороны забора трава всегда зеленее».), антиконформизм и одержимость новизной. Примеры неэтичных предпочтений несколько более спорны. Чаще всего упоминаются агрессивные и садистские предпочтения, а кроме того, по мнению некоторых, сюда же относится желание иметь «статусные блага», то есть вещи, которые по логике могут иметь лишь немногие[45]. Примером выступает желание иметь доход, который бы в два раза превышал средний. Распространенное желание иметь статусные блага может привести к уменьшению всеобщего благосостояния, поэтому такие предпочтения не выдерживают кантианскую проверку на обобщение[46]. Кроме того, они тесно связаны с озлоблением, поскольку один из способов получить больше остальных – позаботиться о том, чтобы они получили меньше, – в самом деле зачастую более дешев и более эффективен, нежели попытки отличиться в чем-либо[47].
Для того чтобы отличить нехватку автономии от нехватки морального достоинства, я воспользуюсь следующей технической дистинкцией: конформность будет обозначать желание, вызванное стремлением походить на других людей, а конформизм – желание походить на других людей; аналогичным образом будут определяться антиконформность и антиконформизм. (Я коротко вернусь к различию между желаниями и стремлениями, или влечениями.) Конформность предполагает причастность поведения других к каузации моих желаний, а конформизм – неустранимое присутствие их в описании объекта моих желаний[48]. Конформность может порождать конформизм, но она также может приводить к антиконформизму, как в случае замечания Теодора Зелдина, что в среде французских крестьян «престиж достигался, главным образом, за счет конформности традициям (так что от сына нонконформиста ожидали, что он тоже будет нонконформистом)»[49]. Очевидно, что конформность может вызывать желания, которые будут этически приемлемыми, но лишенными автономности. И наоборот, я не вижу способа исключить возможность того, что некто будет автономно иметь антиконформистские предпочтения, хотя приветствовал бы доказательство того, что автономия несовместима не только с антиконформностью, но и с антиконформизмом.
Тем не менее в решении последнего вопроса нет надобности, поскольку первого случая достаточно для объяснения реальности этого различения. Смиренный конформист, чьи действия моральны, потому что его всегда поддерживает среда, которая привила ему правильные желания, едва ли может притязать на автономию. Автономное моральное действие предполагает способность действовать морально даже в неморальной среде. Я не хочу этим сказать, что в подобных случаях следует неизменно выбирать курс действий, который был бы наилучшим, если бы был выбран всеми. Предположительно это не было бы конформистским поведением, однако оно может оказаться неавтономным в каких-либо других аспектах. Практическая мораль, как правило, имеет дело со «вторым лучшим» выбором[50], что означает: когда другие ведут себя неморально, человек может отклониться от образа не только их действий, но также и поведения, каким бы оно было в идеальной ситуации всеобщей моральности. Слепо действовать в соответствии с каким-то правилом, которое никак не учитывает контекст, не будет признаком автономии. Такое поведение часто встречается у ригидных людей, которые нуждаются в правилах и стремятся избегать применения этического суждения[51]. Хотя подобное поведение может показаться образцом моральности и автономии, на деле оно лишено и того и другого.
В настоящей работе автономность будет пониматься как чистый остаток после вычитания всех желаний, которые были сформированы механизмами, отвечающими за иррациональное формирование предпочтений (я приведу краткий список). Аналогичным образом качество суждения в случае убеждений будет понято как отсутствие искажений и иллюзий. Тем самым намечаются некоторые необходимые условия для рациональности в широком смысле, которые, хотя они куда менее удовлетворительны, чем полное описание, могут, по крайней мере, считаться первым шагом на пути к нему. Широкая типология механизмов искажения выстраивается, стоит нам заметить, что, подобно ментальным состояниям, которые они порождают, эти механизмы могут быть либо когнитивными, либо аффективными по своему характеру. Конечные состояния могут быть когнитивными или аффективными, то есть описываться как убеждения или как желания. А стало быть, недостаток в них рациональности вызывается либо нарушениями когнитивных процессов, либо пагубным влиянием какого-то аффективного влечения. В сумме мы имеем четыре возможных случая, которые я вкратце опишу на некоторых примерах. Но сначала нужно обосновать разделение между желаниями и влечениями. Влечения формируют желания (и убеждения), но сами желаниями не являются, поскольку они не осознанны, неизвестны испытывающему их человеку. (Поэтому ошибочно говорить вслед за фон Вайцзеккером, что человек, испытывающий навязчивую страсть ко всему новому, имеет «предпочтение новизны»
Эта книга является исправленным и дополненным изданием встретивших неоднозначные отклики «Основ социальных наук» (1989). Автор предлагает свой взгляд на природу объяснения в социальных науках; анализ психических состояний, которые предшествуют поступкам; систематическое сравнение моделей поведения, основанных на рациональном выборе, с альтернативными концепциями; исследование возможных заимствований социальных наук из нейронауки и эволюционной биологии; обзор механизмов ранжирования социальных взаимодействий от стратегического поведения до коллективного принятия решений.
Впервые в науке об искусстве предпринимается попытка систематического анализа проблем интерпретации сакрального зодчества. В рамках общей герменевтики архитектуры выделяется иконографический подход и выявляются его основные варианты, представленные именами Й. Зауэра (символика Дома Божия), Э. Маля (архитектура как иероглиф священного), Р. Краутхаймера (собственно – иконография архитектурных архетипов), А. Грабара (архитектура как система семантических полей), Ф.-В. Дайхманна (символизм архитектуры как археологической предметности) и Ст.
Серия «Новые идеи в философии» под редакцией Н.О. Лосского и Э.Л. Радлова впервые вышла в Санкт-Петербурге в издательстве «Образование» ровно сто лет назад – в 1912—1914 гг. За три неполных года свет увидело семнадцать сборников. Среди авторов статей такие известные русские и иностранные ученые как А. Бергсон, Ф. Брентано, В. Вундт, Э. Гартман, У. Джемс, В. Дильтей и др. До настоящего времени сборники являются большой библиографической редкостью и представляют собой огромную познавательную и историческую ценность прежде всего в силу своего содержания.
Атеизм стал знаменательным явлением социальной жизни. Его высшая форма — марксистский атеизм — огромное достижение социалистической цивилизации. Современные богословы и буржуазные идеологи пытаются представить атеизм случайным явлением, лишенным исторических корней. В предлагаемой книге дана глубокая и аргументированная критика подобных измышлений, показана история свободомыслия и атеизма, их связь с мировой культурой.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.