Кислородный предел - [21]
— Стоп, стоп! Откуда, я не понял! Что за сюрприз такой?
— Гуманитарная помощь! Икс-икс-эль-вариант!
— Вас кто? Вас кто сюда? Вы ничего не перепутали?
— Расслабьтесь, мальчики! За все заплачено.
— Ты что такой зажатый? Не бойся, маленький, — никто тебя здесь не обидит.
Сомнамбула тут вдруг встает и за собой наяду увлекает, за талию ее привычно, властно приобняв. В бассейн они упали вместе, разом, и брачные игры амфибий в бассейне пошли: красотка визжит, по голубой воде ногами лупит что есть силы, а лунатик ее по-всякому лапает — и в грудь вопьется, и к срамным губам приникнет, и разве только ей не овладеет прямо там, в воде.
— Вот тебе и лунатик! Первым проснулся! Воспользовался случаем! А что ж — если даром, бери!
— Да ну — вообще-то свинство.
— Да почему же свинство? Смотри, как им там хорошо.
Заплыв предприняли и вылезли на том краю бассейна: тягучая вода стекает по слегка прогнутой, будто под седлом, спине, по круглому задку и крепким ножкам на все готовой, ладной, исполнительной девчонки. В отдельную кабинку он ее ведет и там, в парилке, за матовой стеклянной дверью, с ней уединяется. На полку сел, она тотчас же к делу приступает, губами шарит по его груди, спускаясь вниз; оторвалась, в глаза ему впилась с гримасой свирепой ненасытности, привычно мимикой одно из удовольствий обещая; в зубах уже откуда-то резинка — высший пилотаж, герметизация без рук.
— Хорош, — он шикнул на нее и, видя, что не слышит, за волосы болезненно рванул, — помедленнее, кони.
— Ты че, не готов еще? — Девчонка зыркнула обиженно и с затаенным сожалением, с каким вот на таких, «не заводящихся с полуоборота», смотрят.
— Кто заплатил за вас? Кто вызвал?
— Ну а тебе не все равно? Не знаю — заплатили, привезли.
— Не знаешь, с кем спишь, животное? — сомнамбула криво, гадливо оскалился.
— Ой-ой, а ты как будто знал всю жизнь!
— Исчезни тихо.
— Не можешь, импотент, — так и скажи! — огрызается зло.
— Уйди отсюда.
Один остался, ждет. Будто знает, что гость сейчас будет. И точно дверь раскрылась, Сергей-один к нему в кабинку входит.
— Ну что, осечка, тезка? — склабится похабно. — Не о том сейчас, да? Не о том сейчас впору? А, Гриш?
Совсем не изумился, ни единым мускулом не дрогнул Сергей-второй, он же Гриша разоблаченный.
— Попутал? — только усмехнулся. — Гриша там вообще — то остался.
— Не тот, не тот Гриша — другой, — Сергей бормочет и в тезку своего фальшивого вперяется серо-стальными — выпуклыми от изнутри давящей ярости — глазами. Так торит путь валун, незряче прошибая все преграды — передний, самый крупный в камнепаде. Так давит по весне вода, проламывая толщу многолоктевого дна. Но сносит сомнамбула, печальных глаз собачьих не отводит. — Двести человек! Двести задень! Щелкунчиков, сука, маленьких гениев!
— По-твоему, я виноват? Ты хорошо подумал, дубельт? Ты что ж, всерьез решил, что если бы не Драбкин, то ничего бы не было? Очнись — ты в каком мире живешь? Реальность под собою чувствуешь? Самолеты что ни день падают — это что, Драбкин? Субмарины — Драбкин? Дома престарелых, как факелы, — что, тоже он? Да хер тебе — не Драбкин! А знаешь кто? Отсрочку дай — я расскажу. Прыщавое чмо из «Макдоналдса». За кассой — приходилось наблюдать? Они ж живут по принципу заученности — заученное™ действий, ожиданий и потребностей. Продай десяток лишних гамбургеров, и премия в конце квартала.
Через месяц — велосипед, через год — автомобиль. Автоматические люди. Их сотни тысяч, миллионы. Страдающих, что никогда не станут мощными потребителями. Лишенных всякого смысла, кроме ежедневного выживания. Их обучили «свободная касса!», и больше ничему. У них одна задача — отбыть свою повинность побыстрее, отбарабанить, отбатрачить — и к ящику, футбол после конца рабочей смены. И такие не только за кассами — они в строительных компаниях, в конструкторских бюро. Они за штурвалами лайнеров, за пультами атомных станций. Они выживают, друг. А выживающий не может быть ответственным. Тяп-ляп, и готово. И проводка искрит, все конструкции рушатся. Они не думают, что могут кого-то угробить. Они не думают о смерти, не видят в ней реальность: наступит — покорно ее принимают, как отключение света демиургом Чубайсом. У них нет веры ни во что — ни в Бога, ни в Будду, ни даже в Сталина — никакой, хоть мало-мальской веры, хоть в самой извращенной форме, которая бы придала их жизням смысл. Все — по херу! Ну представь ты, представь, что не было бы никаких офицеров, никакого захвата — а просто что-то вылезло, разлилось, протекло, затлело, и все, результат — тот же взрыв.
— Не понял я тебя — два раза не понял. Что ж ты сразу — то к спасателям не кинулся — я, это я, прикройте меня, спрячьте под охрану? А ты, наоборот, молчишь — не понимаю, почему. Смыться не пытаешься. Я подумал… ну, как? Значит, есть в тебе что-то от человека. Что вина тебя за горло, осознание… Может, даже и на площадь выйдешь, на колени бухнешься перед всем народом — так и так, мол, судите меня. Это в первый раз тебя не понял. А потом, у гаражей, на крыше голосок прорезался, ирония. Жизни нас стал учить. Не свихнулся, сука, с усмешечкой тайной в душе. Провода зачистил, да? Оголенными нервами щупаешь, как народ к тебе… как вот эти конкретные люди относятся. Пощекотать решил немного? Сейчас вот опять уму-разуму, да? Про систему случайностей, да? Про прыщавых уродов, которых в мире двадцать миллионов? Которые работать не хотят и не умеют, потому-то все и рушится вокруг. Ну а ты такой один гениальный, эдакий-разэдакий, сам себя в особое положение поставил, от смерти и страданий навсегда отгородил. Талантом собственным и горбом.
Гражданская война. Двадцатый год. Лавины всадников и лошадей в заснеженных донских степях — и юный чекист-одиночка, «романтик революции», который гонится за перекати-полем человеческих судеб, где невозможно отличить красных от белых, героев от чудовищ, жертв от палачей и даже будто бы живых от мертвых. Новый роман Сергея Самсонова — реанимированный «истерн», написанный на пределе исторической достоверности, масштабный эпос о корнях насилия и зла в русском характере и человеческой природе, о разрушительности власти и спасении в любви, об утопической мечте и крови, которой за нее приходится платить.
Великая Отечественная. Красные соколы и матерые асы люфтваффе каждодневно решают, кто будет господствовать в воздухе – и ходить по земле. Счет взаимных потерь идет на тысячи подбитых самолетов и убитых пилотов. Но у Григория Зворыгина и Германа Борха – свой счет. Свое противоборство. Своя цена господства, жизни и свободы. И одна на двоих «красота боевого полета».
Новый роман Сергея Самсонова «Проводник электричества» — это настоящая большая литература, уникальная по охвату исторического материала и психологической глубине книга, в которой автор великолепным языком описал период русской истории более чем в полвека. Со времен Второй мировой войны по сегодняшний день. Герои романа — опер Анатолий Нагульнов по прозвищу Железяка, наводящий ужас не только на бандитов Москвы, но и на своих коллег; гениальный композитор Эдисон Камлаев, пишущий музыку для Голливуда; юный врач, племянник Камлаева — Иван, вернувшийся из-за границы на родину в Россию, как князь Мышкин, и столкнувшийся с этой огромной и безжалостной страной во всем беспредельном размахе ее гражданской дикости.Эти трое, поначалу даже незнакомые друг с другом, встретятся и пройдут путь от ненависти до дружбы.А контрапунктом роману служит судьба предка Камлаевых — выдающегося хирурга Варлама Камлаева, во время Второй мировой спасшего жизни сотням людей.Несколько лет назад роман Сергея Самсонова «Аномалия Камлаева» входил в шорт-лист премии «Национальный бестселлер» и вызвал в прессе лавину публикаций о возрождении настоящего русского романа.
Сверходаренный центрфорвард из России Семен Шувалов живет в чудесном мире иррациональной, божественной игры: ее гармония, причудливая логика целиком захватили его. В изнуряющей гонке за исполнительским совершенством он обнаруживает, что стал жертвой грандиозного заговора, цель которого — сделать самых дорогостоящих игроков планеты абсолютно непобедимыми.
Известный андерграундный композитор Матвей Камлаев слышит божественный диссонанс в падении башен-близнецов 11 сентября. Он живет в мире музыки, дышит ею, думает и чувствует через нее. Он ломает привычные музыкальные конструкции, создавая новую гармонию. Он — признанный гений.Но не во всем. Обвинения в тунеядстве, отлучение от творчества, усталость от любви испытывают его талант на прочность.Читая роман, как будто слышишь музыку.Произведения такого масштаба Россия не знала давно. Синтез исторической эпопеи и лирической поэмы, умноженный на удивительную музыкальную композицию романа, дает эффект грандиозной оперы.
…один — царь и бог металлургического города, способного 23 раза опоясать стальным прокатом Землю по экватору. Другой — потомственный рабочий, живущий в подножии огненной домны высотой со статую Свободы. Один решает участи ста тысяч сталеваров, другой обреченно бунтует против железной предопределенности судьбы. Хозяин и раб. Первая строчка в русском «Форбс» и «серый ватник на обочине». Кто мог знать, что они завтра будут дышать одним воздухом.
Эта странная, на грани безумия, история, рассказанная современной нидерландской писательницей Мариет Мейстер (р. 1958), есть, в сущности, не что иное, как трогательная и щемящая повесть о первой любви.
Новая история о любви и взрослении от автора "Встретимся на Плутоне". Мишель отправляется к бабушке в Кострому, чтобы пережить развод родителей. Девочка хочет, чтобы все наладилось, но узнает страшную тайну: папа всегда хотел мальчика и вообще сомневается, родная ли она ему? Героиня знакомится с местными ребятами и влюбляется в друга детства. Но Илья, похоже, жаждет заставить ревновать бывшую, используя Мишель. Девочка заново открывает для себя Кострому и сталкивается с первыми разочарованиями.
Первый роман Марии Станковой «Самоучитель начинающего убийцы» вышел в 1998 г. и был признан «Книгой года», а автор назван «событием в истории болгарской литературы». Мария, главная героиня романа, начинает новую жизнь с того, что умело и хладнокровно подстраивает гибель своего мужа. Все получается, и Мария осознает, что месть, как аппетит, приходит с повторением. Ее фантазия и изворотливость восхищают: ни одно убийство не похоже на другое. Гомосексуалист, «казанова», обманывающий женщин ради удовольствия, похотливый шеф… Кто следующая жертва Марии? Что в этом мире сможет остановить ее?.
Книга рассказывает об одной из московских школ. Главный герой книги — педагог, художник, наставник — с помощью различных форм внеклассной работы способствует идейно-нравственному развитию подрастающего поколения, формированию культуры чувств, воспитанию историей в целях развития гражданственности, советского патриотизма. Под его руководством школьники участвуют в увлекательных походах и экспедициях, ведут серьезную краеведческую работу, учатся любить и понимать родную землю, ее прошлое и настоящее.
Книгу составили два автобиографических романа Владимира Набокова, написанные в Берлине под псевдонимом В. Сирин: «Машенька» (1926) и «Подвиг» (1931). Молодой эмигрант Лев Ганин в немецком пансионе заново переживает историю своей первой любви, оборванную революцией. Сила творческой памяти позволяет ему преодолеть физическую разлуку с Машенькой (прототипом которой стала возлюбленная Набокова Валентина Шульгина), воссозданные его воображением картины дореволюционной России оказываются значительнее и ярче окружающих его декораций настоящего. В «Подвиге» тема возвращения домой, в Россию, подхватывается в ином ключе.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.