Кисейная барышня - [48]

— Врете небось. Вводите в заблуждение пожилую женщину, — притворно обиделась собеседница, но, выслушав положенные комплименты моложавости своей и цветущему виду, улыбнулась. — Однако как же измельчали Бобынины на протяжении истории своего рода! Я была так удивлена, когда узнала, что эта похожая на лошадь старая дева — прапрапра… не знаю уж, сколько там еще «пра», внучка самого Бобыни! А брат ее — кажется, его зовут Аркадий, — форменное ничтожество. Тля! Морфинист и садист.

— С ним вы также знакомы?

— Еще чего не хватало. — Матрона вздернула подбородок, все три подбородка. — Чудеснейшая Феодосия Львовна, с которой я свела здесь дружбу, ах как жаль, что Феодосичкин вояж подошел к концу и она вернулась в столицу, держит лавку артефактов по соседству с Бобыниными. И, представьте, эта лошадь Натали даже не раскланялась с нею, встретившись здесь, на Руяне. А уж она, Наталья Наумовна, в Феодосичкину лавку чуть не через день хаживала, да за такими вещицами…

Шароклякина многозначительно похихикала, прикрыв лицо романчиком.

Иван Иванович, так и не решивший, нравится ему эта тетка или нет, продолжал изображать внимание и интерес. Работать со свидетелями сыскарь Зорин умел лучше прочих, отточено, расчетливо, незаметно заставлять собеседника слой за слоем снимать с истины шелуху фантазий и недомолвок. Ну и приколдовал помаленьку, чего уж скрывать. Поддерживал, так сказать, разговорчивость.

— Если Наталья Наумовна предпочитает покупать артефакты, наследственного дара у нее нет, — пожал он плечами. — Но, может, им обладает господин Бобынин? Кажется, Аркадий?

— О-о-о, — протянула Шароклякина, — там все еще хуже. Разгульный игрок. Феодосичка поставляла ему кроличьи лапки, чтоб привлечь везение в картах.

Тут Зорин не сдержал улыбки:

— А лапки ваша подруга покупала у мясника?

— Ну не губить же невинных зверушек ради чужого невежества!

— А зелье господину Бобынину также предлагалось Феодосией Львовной? Вы, кажется, упомянули, что молодой человек — морфинист, но в Мокошь-граде эта отрава не пользуется особым спросом.

— Воображаете, что вышли на след притона? — грозно вопросила Шароклякина. — Оставьте! Феодосичка не торгует эдакой дрянью и именно поэтому не знает, какое название носит зелье, коим этот Аркадий увлекается. Но она уверена, что употребляет, и препоганое. И, чтоб совсем притушить ваш сыскарский азарт, сообщаю, в лавке моей подруги вы не отыщете никаких навских артефактов, запрещенных на всей территории империи. Феодосичка чтит закон!

Иван Иванович торжественно изрек:

— Уверен, дражайшая Лариса Павловна, что вы можете водить дружбу лишь с самыми достойными женщинами.

Про себя же подумал: «А еще с теми, кто про интересующих тебя наследников Бобыни поведать может».

Далее Шароклякина без понуканий рассказала о парочке абсолютно неприглядных историй, в которых оказался замешан Аркадий Наумович, сплетни о том, что сестру держал в черном теле, даже бил, когда она под горячую руку попадалась. К счастью для Натали, последние года два дома он появляется не часто.

Зорин уточнил, где сей представитель золотой столичной молодежи служит, и решил по возвращению в столицу наведаться к Аркадию Наумовичу для беседы. Женщину тиранить нельзя, особенно ежели твоя братская обязанность ее, наоборот, оберегать.

— Да уж, великий Бобыня перевернулся бы… там, где он сейчас находится, если б мог лицезреть свое потомство.

— Но есть ведь еще другая линия. — Иван не собирался продолжать разговор, но почему-то продолжил: — Серафима Карповна, к примеру, тоже в некотором роде наследница.

— Ах, оставьте! — Матрона махнула книжицей, будто услышала забавный анекдот. — Серафимочка — куколка, она в своем французском пансионе едва с десяток проверочных рун на экзамене углядеть и смогла. Любимое дитя всесильного Абызова, да какое ей дело до волшбы, когда весь мир и без того у ее ножек? Милая, очаровательная, кокетливая, но не особо разумная, типичная кисейная барышня.

У Ивана о барышне Абызовой сложилось другое мнение. Но делиться им он не стал.

— Матушка ее, покойная Полина Захаровна, — продолжала Шароклякина, — пожалуй, кое-что могла. Феодосия Львовна была с нею знакома, не накоротке, шапочно, но все же помнит, какова была Полина. Говорит, красавица необычайная, только странная больно. Предвещала. Бывало, подойдет к кому на улице да шепнет тихонько: «Сегодня к вечерне не иди, лошадь понесет да тебя придавит». И сбывалось, бесилась у церкви лошадь, топтала всех, кто предвидению странной барышни не внял. И случаев таких преизрядно было, да только старик Бобынин в исключительность дочери не верил, потому как баб-чародеев не бывает. Все кручинился, что на голову девица слаба, никуда ее не пускал. Так бы и сидела Полина в девках, но… Ах, пикантность в том, что она как раз в девках-то и сидела до тридцати пяти годочков! Но, видно, со временем старик Бобынин хватку подрастерял, отпустил доченьку на выставку. Ванечка, вы слишком молоды, не помните. Первая Мокошь-градская всемирная выставка трудов промышленности, сельского хозяйства и изящных искусств! Под патронатом императорского дома! Великое событие. Десятки павильонов, балы, концерты. Тысячи посетителей отовсюду, промышленники, фабриканты, финансисты, художники, актеры. С выставки Полина домой не вернулась, усвистала за горы с каким-то Абызовым на пятнадцать лет себя моложе. Каково?