Кисейная барышня - [25]

— Я тоже! — Он приподнял руки, будто сдаваясь на милость победителя.

— Что — тоже? Не эмансипе? Не ведьма? Кто вы, господин Зорин?

— Ваше высокородие! — Фальк взывал из кабинета.

Я вдруг поняла, что все уже поднялись, оставив меня наедине с этим, как оказалось, незнакомцем.

— Мы будем через минуту, — ответил Зорин громко, рассматривая со вниманием мой указательный палец, затем поднял лукавый взгляд. — Я, драгоценнейшая Серафима Карповна, персона для вас прискорбно неинтересная, приказной чиновник не самого высокого полета.

«Это высокородие-то? — саркастично подумала я. — Ну да. У самой земли, господин статский советник, летаете».

Мне вдруг почудилось, что от его груди на мою руку перекинулась маленькая злая искорка, кожу кольнуло. Я отдернула ладонь и спрятала ее за спину. Зорин покачал головой, будто удивляясь дамской порывистости. Ну и ладно, сошка так сошка. В одном эта сошка права, неинтересна она мне, прискорбно неинтересна.

Я кивнула, заканчивая беседу и, развернувшись, поднялась по ступеням.

Пока господин Фальк составлял протокол, я скучала в кресле для посетителей, а Маняша развлекалась беседой с Иваном Ивановичем в противоположном конце кабинета. Говорили они негромко, но увлеченно. Я зевнула украдкой, отметила сумрак, сгущающийся за окошком, затем спросила:

— Ваше благородие, а что дальше с этой госпожой Зигг будет?

— С покойницей-то? Полагается до семи дней родственников либо опекунов дожидаться. Если не дождемся, сами земле предадим, тоже как положено.

Он опять заскрипел пером по бумаге.

Надеюсь, в награду, которую ему Зорин посулил, самописец войдет, потому что с чистописанием у гнума ладилось не особо.

— Погодите, — на кончике пера повисла чернильная капелька, — Йосиф Хаанович, вы же только что определили, что убиенная являлась ведьмой.

— Земля всех стерпит.

Капля сорвалась, оставив на бумаге кляксу. Околоточный ругнулся, я решила более с разговорами не мешаться. Наконец мне вручили протокол, который я прочла со вниманием, хоть и присутствовала при рождении каждой его буковки.

— А причина смерти вами уже установлена? — спросила я, выводя вензеля личной подписи.

— Сие, барышня Абызова, есть тайна следствия, — строго отвечал Фальк, но, умилившись от моей просительной гримаски, кивнул. — Утопла она.

— Сама или помог кто?

— Следов на теле никаких нет, чтоб на драку либо удушение показывали. Думается… Но позвольте, Серафима Карповна, возможно ли столь юной особе про эдакие кошмары слушать?!

Я вздохнула. Скорее бы уже стать почтенной матроной. Затем, сложив перед грудью руки, закатила глаза:

— Ах, ваше благородие, надеюсь, в вашем лице я имею удовольствие видеть гнума самых передовых взглядов. Не разбивайте моих надежд. Поделитесь своими размышлениями и…

В этот раз кокетство опять сработало.

— Вы же ее видели, покойницу? Пловчиха она была, судя по мускулатуре, отменная. Сразу по приезде отправилась саженками море мерить да сил не рассчитала. В холодной воде осторожнее быть надо. Вот и все, барышня Абызова, что я по этому поводу сподобился измыслить.

Я кивнула с благодарностью и протянула подписанный протокол:

— Надеюсь, за семь дней родственники отыщутся.

Фальк сложил документ в папку и принялся прощаться.

«Бедняжка Гертруда Зигг, — думала я, возвращаясь в отель. — Ты же ведьмой была при жизни. Значит, и на тот свет тебе положено по ведьминским обрядам отправляться. Ведь чем ведьмы от обычных чародеев отличаются? Тем, что их волшба от древних богинь идет. За то чародеи их и не любят, потому что сами в природных первоэлементах силы черпают».

Из школьных уроков истории я помнила, что в смутные времена на ведьм целые охоты устраивали. Чародеев тогда тоже особо не жаловали, но им все же полегче жилось. Думаю, по причине самой простой. Чародеи в подавляющем большинстве были мужчинами, а ведьмы — наоборот. Ну и, в отличие от ведьм, чародеев можно было к военному делу приспособить. Тоже вполне мужская причина, если рассудить.

Ну да не время сейчас мне на всемирную несправедливость сетовать. Знала бы, как этой Гертруде помочь, помогла бы, но не знаю. Ведьмы настолько от прочих таятся, что никого в свои обычаи не посвящают. Потому и обладаем мы лишь самыми общими о них сведениями. О ведьминской метке, к примеру. Это потому, что пресловутую эту отметину просто увидеть можно: яркое родимое пятно, формой одну из рун повторяющее.

Я обернулась к Маняше, та следовала за мною в компании галантного Болвана Ивановича. Их заинтересованность друг в друге меня почему-то раздосадовала.

— Мария Анисьевна, — строго позвала я, — у меня ножки устали, поди сюда, я тебя под руку возьму.

— Да вон уже нашу «Чайку» видно, — сахарно ответила нянька и подхватила мой локоть. — А Иван Иванович с рассветом с Руяна отбывает.

— Ну так давайте прощаться! Маняша, я спать хочу.

— И представь себе, чадушко, Иван Иванович в чародейском приказе службу нелегкую несет.

Я взглянула на его высокородие:

— Чародей? Что ж вы, господин чародей, поганую ведьму сразу не спалили?

— Преследование ведьм в нашей империи, драгоценная Серафима Карповна, законами запрещено, — напевно пробасил Зорин.