Киселёв vs Zlobin. Битва за глубоко личное - [4]

Киселёв: Знаешь, все-таки у нас, в России, отношение к терроризму отличается. Я, кстати, публично выступал за смену названия «Войковской». Что же до революционерки Веры Засулич, стрелявшей в упор в генерал-губернатора Петербурга Трепова, то она остается в истории всего лишь как персонаж, на примере которого объясняется, почему в России тогда был отменен суд присяжных. Поскольку присяжные, вопреки доказанному факту стрельбы и покушения, в политическом экстазе проголосовали за вердикт: «Невиновна». Вера Засулич — часть нашей истории, но уж точно у нас нет культа Веры Засулич. Как и нет культа Войкова — участника расстрела царской семьи в 1918 году. Топонимы, о которых ты говоришь, остаются лишь как родимые пятна истории. Не злокачественно. Мы же не делаем эти имена животворящим источником и никого не пытаемся клонировать из тех исторических персонажей. Это просто опыт. Хотя и горький.

Злобин: Неправда, много десятилетий именно этим власть в СССР и занималась. У меня в школьном учебнике было фото Засулич, например, и рассказ о том, какая она была выдающаяся революционерка, которой мы многим обязаны. Конечно, сегодня этого нет, но совсем по другой причине — в России сегодня немодно, да и политически опасно делать любых революционеров героями для молодежи. В нынешних учебниках революция фактически превратилась в какой-то узкий переворот, а любые революционеры — в нежелательные политические фигуры прошлого. Обрати внимание, как прошло, например, столетие Октябрьской революции в России. Российская власть вообще не смогла ничего сказать по этому поводу, хотя много десятилетий эта революция считалась главным событием XX века. Мы все — и ты, и я — воспитывались в культе той революции, которую сейчас официальная Россия старается забыть. Уже, кстати, в советские времена мы наблюдали — в зависимости от политической ситуации — нескончаемую смену главных героев революции и, соответственно, переименование городов и улиц… Вряд ли можно найти страну, где так много и часто переименовывали заводы, школы, города, села. Даже метрополитен. Сегодня же зачастую героев делают только из представителей противоположной стороны. Я, к слову, не уверен, что череда переименований и пересмотр официальных списков героев в России прекратились и не возобновятся снова, как только начнет меняться политическая атмосфера в стране. И в России, и на Украине историческая память сильно пострадала, и потребуется немало времени и терпения для ее нормализации.

Киселёв: На Украине официальный культ Бандеры прямо сейчас. Его сделали совестью нации, с его именем проходят факельные шествия нациков, им же окрашены антисемитизм и официальная русофобия. Этим корнем подпитывалось насилие в ходе государственного переворота. Пока мирная толпа стояла на Майдане, пела и скакала, бандеровцы подтаскивали бутылки с зажигательной смесью и оружие. Толпа еще ничего не знала, а те уже захватывали правительственные здания. Мирная толпа обеспечивала хирургии госпереворота своего рода анестезию. Именно она была на телеэкранах всего мира. А потом та же толпа понадобилась бандеровцам как пушечное мясо, чтобы стрелять с крыш одновременно по ней и по «беркутовцам». Чтобы умыть майдан кровью и стравить народ окончательно. Вот во что выродилась в итоге та первая «оранжевая революция». Понятно, что с моим киевским опытом я очень хорошо чувствовал в те дни эту фатальную для Украины драму.

И уж если вернуться к моей эволюции как гражданина и как профессионала, то именно тот самый стресс, который я получил в ходе «оранжевой революции», наверное, и стал для меня решающей прививкой в выработке иммунитета к таким вещам, выработал особо чувствительные рецепторы, позволяющие распознавать подобное на самой ранней стадии.

Понимаешь, я видел все перемены крупным планом, вблизи. Меня обжигала искренность моих журналистов. Я жил во всем этом. А за мое тело Звезду Героя Украины готовы были дать на майдане, на том еще, «оранжевом», где кричали: «Приведите сюда Киселёва!» А потом они организованным строем с речёвками приходили под стены здания редакции… Студия ICTV была на Паньковской, дом 11, практически в центре Киева, люди стояли под окнами и скандировали: «Киселёв, иди сюда!» Я к ним выходил, а они спрашивали: «Почему вы здесь говорите по-русски?» То есть ты представляешь уровень претензий? Даже не что именно я говорю, а почему по-русски говорю. Я им: «Да ведь и украинские телеведущие говорят по-русски! Дальше-то что?» А они, дети в основном, под предводительством двоих-троих взрослых, лишь скандировали заранее заготовленное: «Чемодан, вокзал, Россия!» Вот, собственно, и поговорили.

Хотя незадолго до этого я как раз объяснял своим молодым киевским коллегам по редакции теленовостей ценность государства как такового. Звучит дико, но приходилось. Ведь это было самое начало 2000-х, и юные украинцы родились без украинского государства. Оно еще толком не успело сформироваться. Никто не знал, как его строить. Каким оно должно быть и как с ним иметь дело. Нам такое кажется странным, но ведь и правда целое поколение не впитало идею ценности государства с молоком матери. Никто им понятие о ценности государства не привил. Они выросли реальными анархистами. А всю политическую борьбу они вели, попутно разрушая «государственную машину», круша сами институты государства. Разрушали и институт президентства, сжигая чучело Кучмы на майдане. Разрушали Верховную Раду драками, насилием и кровью. Разрушали систему судопроизводства, которая тоже лучше не становилась. Разрушали образование, здравоохранение, инфраструктуру. Словом, «назло маме отморозим уши». Вот такой настрой почему-то на пути к Европе и демократии.