Кирза - [17]
Но это лучше, чем синяки.
Художников ценили, сильно не били.
У первой роты, их казарма напротив нашей, прозвище «буквари».
Командир роты, майор Волк, завернут на соблюдении устава. У каждого его подчиненного в тумбочке имеется подписанный своей фамилией серый томик. Проводятся ежедневные занятия со сдачей зачетов на предмет знания статей.
Козыряют не только офицерам, но и друг другу. При приближении старшего по званию, будь то хоть ефрейтор, переходят на строевой шаг.
Никаких гнутых блях и подрезанных сапог. Все застегнуты на крючок.
Курилка возле их казармы испещрена поэтическими размышлениями на заданную тему.
«Устав знаешь — метче стреляешь!» «О воин, службою живущий! Читай Устав на сон грядущий! И поутру, от сна восстав, усиленно читай Устав!» И почти есенинское:
Поначалу, в карантине, мы мечтали о том, чтобы служить у «букварей». Ну что, тот же карантин, только подольше. Трудно, но жить можно. Главное — нет дедовщины.
Рыцк, прослышав, замахал ковшами своих ладоней:
— Да вы что! Там же смерть! Косите под дураков, в кочегарку лучше проситесь, только не к «букварям»! Я врагу не пожелаю… Нет, вот Торопову — пожелаю! Ему там самое место!
При упоминании Андрюши Рыцк начинал нервно моргать.
Опытный Рыцк оказался прав.
Замордованные уставным порядком солдаты с нетерпением ожидали ночи.
Самая зверская, бессмысленно-жестокая дедовщина творилась именно в казарме «букварей».
Бить старались, не оставляя следов — по животу, почкам, ушам. Почти все бойцы мочились кровью.
Чурюкину, как человеку искусства, доставалось по минимуму. Согнувшегося, его лупили кулаком по шее, чтобы не оставалось синяков.
При этом глаза следовало придерживать, прижимать пальцами. Чтобы не вылетели.
Периодически у «букварей» кто-нибудь так сильно «падал с лестницы», что в часть приезжал военный дознаватель. Бродил по казарме, беседовал, оценивал чистоту и порядок. Сытно обедал и, пьяный вдребадан, уезжал обратно.
Раз, когда рядовой Потоску «поскользнулся в туалете» и лишился сразу пяти зубов, из Питера приехал капитан-особист.
Майор Волк в тот день был дежурным по части. Мы с Пашей Сексом стояли на КПП.
Капитан позвонил от нас в штаб.
— Дежурный по части майор Волк! — услышал он в трубке рокочущий голос.
Капитан замялся, обвел нас глазами и пискляво произнес:
— Это капитан Заяц, из прокуратуры.
На обоих концах провода пауза.
— Что, правда, что ли, Заяц?! — оправился первым дежурный.
— А что, правда, Волк? — неуверенно пропищал капитан.
Капитан Заяц оказался человеком въедливым, проторчал в части несколько дней. Новая серия «Ну, погоди!» — острили в полку. Заяц заставил майора понервничать, подолгу беседуя с каждым солдатом в отдельном кабинете за закрытой дверью. Но и он в конце концов уехал ни с чем.
Это в мультфильмах зайцы такие ушлые.
В жизни все совсем наоборот.
Когда наш взвод проходит мимо других рот, например, в столовую, отовсюду слышится лошадиное ржание: «Иго-го! Пошла конюшня сено жевать!» Или звонко цокают языком, изображая стук копыт.
Причина проста.
До Воронцова, который получил взвод полгода назад, командовал здесь некто прапорщик Гуляков, по кличке Гуливер.
Прозвище свое Гуливер оправдывал сполна — росту в нем было два метра семь сантиметров. Длинное, рябое от оспинок лицо, мелкие и короткие кудри, голубые глаза убйцы.
Два раза в месяц Гуливер страшно напивался и крушил все, слоняясь по военгородку. Справиться с ним никто не мог. Из основания избушки на детской площадке прапорщик вытягивал длинное бревно и, размахивая им как палкой, отгонял патруль.
Побуянив, Гуливер сдавался сам, покорно давал себя связать и отправлялся на гауптвахту, которую охраняли его же подчиненные. В камере, понятно, он не сидел. В караулке, не разрешая включать телевизор, грустно отпивался чаем и читал наизусть стихи Есенина.
В конце концов его сняли со взвода и отправили заведовать столовой.
Там он неожиданно подобрел и успокоился, но не совсем, конечно.
С легендарным этим человеком мне удалось завести приятельские почти отношения.
На втором году службы, во время очередной отсидки Гулливера на губе, я принес ему несколько привезенных из отпуска книг. Только что вышедшие сборники — Клюев, Кольцов, Заболоцкий, Северянин… Цветаева, еще кто-то там…
Манерные «ананасы в шампанском» Гуливер отверг сразу. А вот Клюев, и как не странно, Пастернак пришлись ему по душе.
Почти каждый вечер я заходил к Гуливеру в столовую, и за миской вареного мяса рассказывал ему об обериутах и маньеристах, серебряном веке и ремизовской школе…
Задумчиво слушая, Гуливер время от времени прерывался, как он говорил, «на раздачу пиздюлей» поварам и наряду.
Затем возвращался, усаживался напротив, и если я забывал, напоминал, на чем мы остановились.
В бытность свою еще командиром взвода охраны, прапорщик Гуляков личный состав подбирал себе по каким-то своим, особым усмотрениям.
Под его командованием служили: рядовые Рябоконь, Черноконь, Конюхов, Рысаков, Коновалов, Коньков и Конев, ефрейторы Белоконь, Лошак и Жеребцов, сержанты Кобылин и Копытин. Ну и по мелочи — Уздечкин, Подкова, Гнедых… Верховодил всем этим табуном старший сержант с соответствующей фамилией — Гужевой.
«Лаовай» – так зовут в Китае иностранцев. Вадим Чекунов и Гарри Савулькин – внимательные и ироничные лаоваи. В своих записках о чудесах и странностях Поднебесной они с улыбкой рассказывают невероятные байки и правдивые истории о Китае и китайцах. Можно ли по-настоящему стать своим в этой стране? Трудно сказать: для иностранцев Китай – либо любовь на всю жизнь, либо ужасное место, из которого хочется сбежать поскорее. В китайцах причудливо переплелись вежливость и бесцеремонность, педантичность и неаккуратность, любознательность и закрытость.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Описывая эпоху Ивана Грозного, вникая во все ужасы того времени, нельзя отделаться от негодования не столько от мысли что мог существовать Иван IV, сколько от того, что могло существовать такое общество, которое смотрело на него без негодования.Именно поэтому одни из самых ужасных злодеяний опричнины, изображены в книге с максимальной исторической достоверностью, ведь стоит вспомнить слова одного из бунинских персонажей, как нельзя лучше подходящих к событиям в книге: «В старину… все жутко было».Суровая зима 1570 года.
Середина 19 века. Раздираемой войнами и восстаниями Поднебесной правит император, дни которого сочтены, но наследника у него все еще нет.Девушка из обедневшей маньчжурской семьи по имени Орхидея, попадает во дворец во время очередного набора наложниц. Ее цель — не затеряться среди десятков других претенденток на благосклонность Сына Неба. Чтобы выжить в Запретном городе, где среди роскошных павильонов и благоуханных садов плетутся интриги и царят жестокие нравы, ей необходимо преступить черту — отринуть любые чувства и эмоции.
Главный герой романа Вадима Чекунова «Шанхай» преподает русский язык в одном из шанхайских университетов. В российском прошлом остались: взрыв на Каширке, после которого герой принял окончательное решение уехать из России, любимо-постылая бывшая жена и вся русская культура в целом, обращениями к которой наполнен роман.Он – русский «angry writer» начала нового столетия, – «рассерженный». Его не устраивает новый мир российской действительности, потому что здесь нет ничего стоящего и искреннего, все в разной степени гадко и фальшиво.Герой необщителен, замкнут, мелочен, подозрителен, агрессивен при похмелье и патологически лжив с раннего детства; наряду с этим бывает развязен, инфантилен, сентиментален и склонен к душевному эксгибиционизму.
История рассказывает о трех героях, их мыслях и стремлениях. Первый склоняется ко злу, второй – к добру, ну а третий – простак, жертва их манипуляций. Но он и есть тот, кто свободен создавать самые замысловатые коктейли из добра и зла. Кто, если не он должен получить главенствующую роль в переломе судьбы всего мира. Или же он пожелает утопить себя в пороках и чужой крови? Увы, не все так просто с людьми. Даже боги не в силах властвовать над ними. Человеческие эмоции, чувства и упрямое упорство не дают им стать теми, кем они могли бы быть.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.
После двух лет в Европе Флориан приехал в Нью-Йорк, но быстро разочаровался и вернулся в Берлин — ведь только в Европе нового тысячелетия жизнь обещает ему приключения и, возможно, шанс стать полезным. На Западе для него не оставалось ничего, кроме скуки и жестокости.
Конечно, роман не совсем отвечает целям и задачам Конкурса «В каждом рисунке — солнце». Если оценивать по 5-и бальной оценке именно — соответствие романа целям конкурса — то оценка будет низкой. И всё же следует поставить Вам высшую оценку в 10 балов за Ваш сильный литературный язык. Чувствуется рука зрелого мастера.
Роман, в котором человеколюбие и дружба превращают диссидента в патриота. В патриота своей собственной, придуманной страны. Страна эта возникает в одном российском городке неожиданно для всех — и для потенциальных её граждан в том числе, — и занимает всего-навсего четыре этажа студенческого общежития. Когда друг Ислама Хасанова и его сосед по комнате в общежитии, эстонский студент по имени Яно, попадает в беду и получает психологическую травму, Ислам решает ему помочь. В социум современной России Яно больше не вписывается и ему светит одна дорога — обратно, на родину.
