Кирпичики - [49]

— Так может в шиномонтаж заедем? — задала она невинный вопрос.

— Ага, чтобы оставить там сотню марок — на Родине починим, но до неё ещё добраться надо, до Родины-то.

И в этот момент рядом с нами притормозила патрульная машина, из которой вышел бравый немецкий коп с полосатым жезлом.

— Гутен таг, — сказал он нам обоим, — вас ист пасьерт?

— Да ничего страшного, господин полицейский, — ответил я на английском, — просто колесо спустило.

По-моему, он слабо что-то понял из моего ответа, но вида не показал, попросил документы, обошёл вокруг обеих наших машин, попросил зачем-то открыть багажники, после чего козырнул и пожелал счастливого пути.

— Ну вот видишь, — сказал я Любе, — они тут не злые. А ты боялась.

— А дальше, значит, злые будут? — осведомилась она.

— Доедем-увидим, — дипломатично пообещал я. — А сейчас погнали, солнце ещё высоко, успеем добежать до канадской границы… в смысле до пропускного пункта.

И мы таки успели это сделать — до города Гёрлица, самого восточного, как говорилось в моём путеводителе, германского города, добрались аккуратно к десяти часам вечера. Финальные два километра пришлось непосредственно через город ехать, по брусчатке. Очередь на пропускной пункт я издали увидел — полсотни машин, вполне терпимо.

— Ну как, — спросил я у Любы, — по старинной брусчатке ехалось?

— Экзотика сплошная, — улыбнулась она, — у нас такое разве что в Прибалтике увидишь.

— И ещё во Львове наверно, — добавил я. — Хотя, например, в нашем Энске тоже можно брусчатку найти, если захотеть.

— И где это, например?

— Гребешок знаешь?

— Была там пару раз — это с Похвалинки направо завернуть?

— Да. Так вот если проехать вдоль откоса почти до упора, там будет несколько метров дороги со старинными камнями вместо асфальта. Совсем недавно сам видел.

— Ах да, у вас же там где-то рядом дом будет строиться, — вспомнила она.

— На текущий момент уже никто и ничего не строит, — погрустнел я, — установка руководства изменилась.

— А как же ваша отработка на этом… на кирпичном заводе?

— Знаешь такую поговорку — «кому я должен, всем прощаю»? Вот и нам простили этот долг, нулевой вариант, сказали — возвращаемся к ситуации на январь 90 года, как будто вы никуда не приходили, а мы вам ничего не поручали.

— Нехорошо, — задумалась Люба.

— Да уж хорошего мало, — согласился я, — но у меня в запасе есть один вариант… попробуем, вдруг выгорит.

А тут и наша очередь на проверку подошла — суровый немецкий пограничник в форме оливкового цвета предложил нам вынуть документы, открыть багажник и огласить цель пересечения границы. С грехом пополам я справился с этой задачей. К чему придраться, пограничник не нашёл, а просто отдал нам наши документы взад и махнул рукой напарнику, тот поднял полосатый шлагбаум, открыв нам дорогу на территорию вольной и независимой Польши.

— Ну всё, — сказал я Любе перед тем, как тронуться, — ищем мотельчик и ночуем. Тут они на дороге щиты со своими ценами выставляют — как увидим подходящую, сразу тормозим.

— А что значит — подходящую? — уточнила Люба.

— У них тут гиперинфляция, — ответил я, — цены в десятки раз подскочили за последние годы, так что курс злотого к марке, если не ошибаюсь, сейчас в районе тысячи. Так что нормальной будет цена за ночь в 3–5 тысяч злотых.

— Но у нас же нет злотых?

— Марки здесь тоже берут, причём гораздо охотнее, чем злотые.

— А рубли?

— Про это ничего не знаю, так что врать не буду.

Щит с цифрами «4000 zł za dobе» я увидел первым и тут же затормозил. Называлось это заведение «На Малгожата».

— Ну как, нравится? — спросил я у Любы, она кивнула и мы припарковались на небольшой грунтовой стоянке у входа в нарядный двухэтажный домик.

Нам тут были рады, но смогли предложить только один двухместный номер, больше ничего не было в наличии. С индивидуальным душем и двуспальной кроватью.

— Я согласна, — быстро ответила Люба, — спать очень хочется. А перед этим помыться.

Я отдал деньги, получил ключ от номера и мы поднялись на второй этаж. Внутри всё было скромненько и чистенько, а вместо ванны имел место душик, вделанный в стену и закрывающийся полиэтиленовой плёнкой.

— Я первая, — сказала Люба, кинув сумку на кровать, и закрыла за собой дверь в ванную комнату.

Ну первая, значит первая, не стал спорить я, а вместо этого раздёрнул занавески и приоткрыл окно, не пластиковое, простое деревянное. За окном шумела чахленькая рощица, а за ней виднелся посёлок с коричневыми черепичными крышами. Неожиданно отворилась дверь в ванную и оттуда раздалось:

— Саша, а ты мне спину не потрёшь?

* * *

Начали мы, короче говоря, процесс прямо там, за занавеской. А продолжили уже на кровати… примерно через час Люба закурила и после третьей затяжки сказала:

— А ты мне ещё в институте всегда нравился… только какой-то ты вялый был, безынициативный. А сейчас с инициативой у тебя всё в порядке.

— Не буду оригинален, — ответил я, — ты мне тоже всегда нравилась. Как и половине мужчин в институте. Только к тебе страшно подходить было, настолько ты красивая была.

— Спасибо, конечно, — задумалась в ответ она, — только вот пока все примерно так думают, так и останешься в девках.