Кипрей-Полыхань - [18]

— Да будет так! — проскрипел старческий голос, и Настя Никитична увидала: от Дуба, раздвинув толпу, идет к Финисту человечек в белых холщовых одеждах. В руках у него был нож.

Старик поднял крыло за спиной Финиста и сильным ударом отрезал. Зашел с другой стороны, поднял второе крыло.

— Не-ет! — закричала Настя Никитична, кинулась коршуном со своего дерева, но старик успел отсечь и второе крыло.

Схватила Настя Никитична Финиста под мышки, рванулась вверх, но тотчас сосны и ели закрыли небо.

Очутились Финист с Настей Никитичной в тереме, стенами которого были сросшиеся деревья. Все кругом погрузилось во тьму. Только в углу мерцал огонек. Огонек приближался. Дед, который редьки не слаще, нес свечу, защищая ладонью огонь от сквозняка.

— Финист, в наказание отправляйся в город по крылатые дела. Будут таковые — и крылья будут. Они сами принесут тебя в Кипрей-Полыхань.

— Это все из-за меня! — У Насти Никитичны подкосились ноги, но Финист подхватил ее.

— Пошли, проводишь меня.

Он повел ее ласковой, но твердой рукой.

— Эй, девушка! — окликнул Настю Никитичну старец. — Чуть не забыл сказать тебе:

Тот радости не знал, тот не грустил,

Кто в небе был и небо упустил.

Не надломись былинкою в беде,

Ты жди и будешь в стае лебедей.

* * *

Они раскачивались в лихо мчащемся автобусе. Настя Никитична уговорила Финиста, что проводит его до города. Автобус затормозил, с натугой отворились промерзшие створки дверей.

— Сойдем? — спросил Финист.

Они вышли на окраине.

Занимался розовый день. Над городом стояли белые дымы. Город работал. Финист прижал Настю Никитичну к груди, заглянул в глаза.

— А свадьбу мы все-таки в Кипрей-Полыхани сыграем.

— Да! — согласилась Настя Никитична.

— Еще какую свадьбу сыграем! Мы с тобой в санях. За нами наш поезд: тысяцкий, бояре и прочие, а впереди нас — дружка, кудряш мой. И будет он кричать встречным: «К нашему князю новобрачному меду пить, сахару есть!» — это чтоб какой злыдень не испортил свадьбы. А потом поведут нас в горницу под хлебом и солью и станут приговаривать: «Ты ходи, коровушка, домой!» После пира тебе косы расплетут, а мальчишки споют тебе: «Ручки горят, мальчишку катят, девчонку катят». И поведет нас дружка в нашу с тобой светелку, а гостям поднесет по чарочке, приговаривая: «Пейте до дна, на дне добро — мед и патока, винная ягода, Селиван наливал, Киприян подавал, Захарий челом прибивал. У меня, у дружки, ножки с подходом, язык с приговором. Кушайте на доброе здоровье, головушке на веселье, душеньке на спасенье. Наших князя и князюшку полюби и пожалуй со всем их княжеским поездом». И оставят нас они с глазу на глаз!

— Да! — сказала Настя Никитична, прижимаясь к Финисту. — Да! Все так и будет.

Они шли по дороге, город подрастал с каждым шагом. И вдруг она остановилась.

— Финист! Он ведь неспроста сказал: «Тот радости не знал, тот не грустил, кто в небе был и небо упустил. Не надломись былинкою в беде, ты жди и будешь в стае лебедей». — Она легонько подпрыгнула и повисла в воздухе. Опустилась. — Финист! Я не потеряла дара. Финист, наши дети будут летать!

— Еще как! — Он закрыл глаза и поцеловал ее.

Настя Никитична утирала счастливые горькие слезы.

* * *

А теперь я признаюсь.

Все, что вы прочитали, это мой подарок на день рождения. Самому себе. Ну, кто осмелится подарить сказку взрослому озабоченному человеку, отцу семейства? А я ждал такого подарка. Долгие годы ждал и вот ведь дождался наконец. Ничего, что от самого себя. Зато и у вас теперь, у взрослых, озабоченных людей, есть сказка. Дарите ее друг другу, если она пришлась вам по сердцу.

Волшебника не подглядишь…

Заметки о творчестве Владислава Бахревского

Первая повесть В. Бахревского — «Мальчик с Веселого» — увидела свет в коллективном сборнике молодых писателей «Первое знакомство». Добрым оказалось это знакомство — и долгим. С тех пор читатели, преимущественно юные, встретились более чем с двумя десятками книг писателя Владислава Бахревского, книг веселых и с грустинкой, книг об истории нашего народа, давней или совсем недалекой по времени, книг разных, но всегда интересных и очень добрых.

Вспомним хотя бы «Культяпые олени» — совсем коротенькую, но огромной емкости, светлую и раздумчивую повесть о юных художниках-косторезах. В ней отразились впечатления от одной из первых поездок писателя по стране, выплеснулось «очарование Сибирью». А ведь решал-то в ней формирующийся талант свои задачи: в чем секрет творчества, смысл искусства и его отличие, скажем, от вполне добротного мастерства ремесленника. Где та грань, за которой точнейшее в деталях, яркое в своей декоративной изобразительности и все-таки ремесленничество вдруг может скачком перейти в совсем иное качество. Только прикосновение к живому нерву народной жизни помогло герою повести Алеше постигнуть тайну неказистых, культяпых, но — летящих! — оленей в дедовой резьбе… Сибирью же рождена и первая историческая книга Владислава — «Хождение встречь солнцу» — о Семене Дежневе, книга, удостоенная премии на Всероссийском конкурсе на лучшее произведение для детей и юношества. Встречи со Средней Азией — это «Хранительница меридиана», «Пулисангинское ущелье», «Кружка силы» и, наконец, «Шахир» — поэтическая повесть о гордости туркменского народа Махтумкули. Ошеломляющая пестрота красок, звуков, запахов этих южных краев не осталась для Бахревского только экзотикой. Увлечение Средней Азией переросло в глубокую любовь, которая ярко дает себя почувствовать как в пересказах туркменских сказок, переводах Каюма Тангрыкулиева, киргизских писателей Мусы Джангазиева и Мусы Мураталиева, так и в основательных исторических полотнах Бахревского уже для взрослых читателей — «Свадьбы», «Тишайший», где речь идет о связях России с Востоком.