Киоко - [41]

Там была эта японка, сначала я ее не увидел, старики ее заслоняли. Я не мог глазам своим поверить, она танцевала мамбу, как настоящая кубинка, ее плечи двигались мягко, а руки образовали грациозную изогнутую линию, бедра красиво покачивались, ноги ступали уверенно, в нужном ритме, тело передвигалось легко, как ветерок, свободный от земного притяжения. Я невольно заулыбался и сказал: «Да, вот так, немного сгибаешь колени, с задержкой в ритме, поворачиваешься, ноги наперекрест, так, и подпрыгиваешь, как мячик, ты не должна чувствовать тяжести, а должна представить себя подпрыгивающим мячиком, вот так, очень хорошо…» В то время, как я бормотал это про себя, я сначала не обратил на это внимания, но потом моя улыбка испарилась, и другие слова всплыли в голове, и. когда я произнес их вслух, мое тело покрылось гусиной кожей.

Да кто же эта девушка?

Кто эта девушка?

Кто эта девушка?

Кто эта девушка?

Кто эта девушка?

Какое-то воспоминание медленно поднималось от ног к голове, проходя через все мои внутренности, и я немного отошел от того места, где стоял, стараясь убежать. Некая сила во мне противилась тому, чтобы воспоминание всплыло на поверхность, оно уже почти проявилось, почти, и если оно осталось до сих пор запрятанным где-то, значит, это не так важно для меня. Но разве оно не из той же оперы, что разговор женщин в патио, подслушанный Пюигом? Серхио, разве это не что-то подобное, не надежда на воскресение?»

— Это наша последняя остановка, — сказала Елена.

Солнце садилось над Флоридой. Елена ввела мне в вену иглу.

— Через четыре часа мы будем в Майами!

Ее зовут не Елена. Настоящая Елена всплыла в моей памяти совершенно четко, после того как я отполировал свои воспоминания. Эта японка — не Елена. У них, однако, есть нечто общее: обе хорошо танцуют.

— Пойду куплю воды и бананов. Если захочешь попить, можешь взять маленькую бутылку из моей сумки.

— Да, я знаю, ты мне это уже говорила.

Я повторяю вопрос, как заклинание: кто эта девушка?

— Никуда не уходи отсюда!

Куда, интересно, я могу уйти, я же под капельницей.

Девушка, как обычно, улыбнулась мне и пошла к магазину. Он находился на другой стороне небольшого лесопарка.

Я опять погрузился в состояние мнимой смерти. Когда я открыл глаза, призрак Серхио стоял передо мной.

Его лицо, руки, ноги, одежда были полупрозрачными, он был отчетливо виден в тусклом свете фонаря, но не отбрасывал тени. Невообразимое количество насекомых, больших и малых, кружилось вокруг него. Когда-то, на такой же остановке для отдыха при автомагистрали, мама рассказывала нам ужасные вещи о насекомых. Тогда тоже площадка была очень большой, почти пустой, на стоянке было совсем мало машин, лужайка со столиками для пикников; дорожка для прогулки, на которой я чувствовал себя гномом, пересекала небольшую рощицу, напоминающую доисторический пралес. Кажется, это было сразу после нашего приезда с Кубы, у меня и у мамы на коже еще сохранились красные пятна от сильнейших солнечных ожогов, полученных на корабле, доставившем нас на Ки Вест.[47] На палубе невозможно было скрыться от солнца. Когда мама через кого-то узнала о смерти папы в тюрьме после ареста, она начала готовить побег. Мы покинули Гавану днем, объявив, что едем в путешествие, укрылись у маминых родственников на побережье Пинар-дель-Рио, в деревне, на маленькой ферме со свиньями, утками и огромным манговым деревом. Мама выкопала кожаный кошелек, зарытый под этим деревом, зашила его в подкладку моей одежды, а потом, посреди ночи, за нами приехал грузовик. Мама отдала шоферу грузовика перстень с императорским топазом, который она загодя приготовила. Кузов грузовика был переполнен людьми. Звезды без счета светили в небе. Я сказал: «Какие красивые звезды!», но мама сурово меня отчитала, предупредив, чтоб я не смел и рта раскрывать. Дальше было совершенно черное под какой-то новой луной море. Я так никогда и не узнал названия этого порта. Вода казалась черным металлом. Как только мы вышли в открытое море, нашим взорам открылись огни Гаваны, и, пока мы смотрели, как они медленно удаляются от нас, плечи у мамы все время вздрагивали. Вот так мы оказались в Майами. «Послушай, Хосе, здесь есть ужасные черви, маленькие красные червячки, которые не водились в Гаване, они проникают через поры под кожу и проделывают ходы внутри твоего тела, от них невозможно избавиться. Если они проникнут в твою кожу, то останутся в тебе до самой смерти».

Полупрозрачный призрак Серхио все еще стоял передо мной. Сквозь кожу просвечивали внутренности, вены, я различал крайне слабое биение его сердца. Подняв взгляд выше, я едва не закричал: это оказался не Серхио, у призрака было мое лицо. Мне показалось необычайно странным увидеть свой собственный призрак. Было жутко страшно, и одновременно я испытывал какую-то ностальгию. Я прикоснулся к своей собственной руке, но она оказалась совсем непрозрачной, напротив, плотной, материальной. Я не мертв, я просто во власти иллюзии. И тем не менее передо мной стоял не Серхио, а я сам, и я не мог сам к себе обращаться, как же это возможно разговаривать со своим собственным призраком? В горле у меня пересохло. Я изогнулся, чтобы достать сумку Елены. Красивую сумку из темно-красной ткани и кожи цвета морской волны, с кремовым ремешком, так ей идущую и так на нее похожую. Когда я ощупью искал внутри бутылочку с водой, мои руки наткнулись на что-то другое. Нащупав этот мягкий предмет, я ощутил, как на меня накатила волна ностальгии и тут же отступила. Они были такие маленькие.