Кинжал Медичи - [10]

— Это все? — спросил я.

— Передвигается по миру в собственном самолете. В Европе предпочитает ездить в личном пульмановском вагоне, который подцепляют к хвосту любого поезда. Штучка типа Восточного экспресса. Вот фотография. Должно быть, стоит много миллионов. Настоящий стиль «ар-деко». Сзади элегантный открытый тамбур вроде корабельной палубы. Медные ограждения.

Я представил Генри Грира, как он перепрыгивает ограждение и летит в ущелье Сан-Роддар.

— Ты что, решил помолчать за сто баксов в минуту? — спросила Лоуис.

— Извини, — сказал я. — Задумался.

— О чем?

— Так, ни о чем. Спасибо.

— Ну, тогда пока.

Я положил трубку.

Значит, они поклонники Леонардо. Как я и мой отец.

При других обстоятельствах, возможно, мы с Вернером Креллом могли посидеть и выпить за память наших покойных отцов и гений Леонардо. Всплакнули бы оба по своим безвременно ушедшим матерям.

А если бы встретились на поле боя где-нибудь в сорок четвертом, тут уж выжил бы тот, кто первым нажал на спуск.

* * *

Самолет пробил облака и приземлился в аэропорту Милана. Было темно, шел дождь. Спустя час я снова взмыл в небо в сторону Венеции на уменьшенной копии самолета, на котором только что прилетел.

Во время короткого перелета к аэропорту Марко Поло я снимал нервное напряжение, вспоминая резных куколок из России. Внутри каждой находится меньшая, а в самом центре крошечная, но точно такая же. Я задремал, и мне приснился самолет, внутри которого меньший, а внутри того еще меньший, и я уменьшаюсь вместе с ними, пока наконец не оказываюсь в самолете размером с дикую утку, который взмывает в небо и присоединяется к стае… На этом месте меня разбудили.

Вскоре я уже сидел в такси, петляющем вдоль Большого канала. По-прежнему дождь. Воздух за окном казался густым и наэлектризованным.

Для меня был забронирован номер в «Гритти палас», пятизвездном отеле с видом на Большой канал. Это дворец, где в шестнадцатом веке жил дож, могущественный правитель Венеции.

Великолепные апартаменты с высоченными потолками, изобилующие стариной. Дверь приоткрылась, вошел посыльный с корзиной фруктов. Я сунул ему чаевые, и он вышел, изящно пятясь к двери.

После душа я разобрал вещи, зажег свечу, залез в постель.

Мама с папой полюбили бы Венецию. Мы бы могли остановиться здесь. Я бы погружал босые ноги в мягкий ковер, вглядывался в лепной узор на высоком потолке, слушая рассказы папы о гордых художниках, создававших прекраснейшие холсты.

Мой элегантный номер неожиданно стал неуютным, а предстоящая ночь слишком долгой.

Я повертел в руках шоколадку в форме голубки в оранжевой фольге с символикой отеля, источавшую аромат французского апельсинового ликера. Мысленно заставил ее взлететь.

Очень остро хотелось поскорее придавить коленом грудь злодея Ноло Теччи.

* * *

Утром я направился к своему единственному ориентиру и ровно в девять стоял в вымощенной мраморными плитками приемной на третьем этаже «Галери дель Академия» перед шестидесятилетней женщиной с вьющимися темно-каштановыми волосами и густыми бровями, секретаршей, свободно говорившей по-английски. Правда, очень сдержанно.

Я заулыбался, этакий простой американский парень. Объяснил, что приехал из Калифорнии поговорить с сотрудником, которому владелец антикварного магазина, синьор Аррецьоне, показал страницу из записок Леонардо.

Ее лицо напряглось.

— Вы репортер?

— Нет, — ответил я. — Не репортер.

Она долго рассматривала меня, сдвинув брови.

Я распахнул пиджак.

— Смотрите, никакого магнитофона, ни бумаг, ни ручки. Я не репортер. Даже писать толком не умею.

Ее взгляд потеплел.

— Вы из полиции?

— Да что вы. Я каскадер.

— Из кино? — удивилась она.

— Конечно, — ответил я улыбаясь. — Куда же еще податься, если не научился хорошо писать?

В кабинете за дверью из дымчатого стекла шевельнулась фигура. Секретарша бросила туда взгляд и отрицательно покачала головой:

— Ничем не могу помочь.

Я наклонился чуть ближе.

— Синьорина Росси…

— Синьора, — поправила она, нервозно поглядывая на фигуру за дверью.

— Как мне встретиться с человеком, которому синьор Аррецьоне показал записки Леонардо? Хотелось бы перекинуться с ним парой слов.

Человек в кабинете повернул дверную ручку.

— Нет, сэр, у нас эти записки никто не видел, — решительно проговорила синьора Росси. — А теперь, если у вас больше нет никаких дел, пожалуйста, уходите.

Я заставил себя спрятать раздражение. Она явно напугана. Хотелось бы знать почему.

Стеклянная дверь отворилась, и на пороге возник крупный лысеющий мужчина с суровым лицом. Лет шестидесяти пяти. Синьора Росси развернулась на своем кресле.

— Профессор Корта, к нам посетитель.

Он строго посмотрел на меня и произнес неожиданно высоким голосом:

— Синьор, мы уже сделали заявления для прессы и полиции.

— Мне нравится ваш галстук, сэр, — сказал я. — У меня почти такой же, но больше желтовато-коричневый, а не рыжеватый, как у вас.

Профессор чуть вздрогнул и даже покраснел.

— Спасибо, но, к сожалению, у меня нет времени с вами побеседовать. Опаздываю на важную встречу. Извините.

Он что-то быстро сказал синьоре Росси по-итальянски и стремительно вышел.

Она проводила его взглядом, затем нервозно поправила книгу записей и ручку.