Киномания - [50]

Шрифт
Интервал

Пока Клер и Шарки обсуждали тонкости художественного почерка Касла, во мне, как надоедливая муха об стекло, билась эта мысль: Но и мясо… но и мясо.

В тот день, когда мы впервые прокрутили «Иуду», а потом, бесконечно анализируя, смотрели его еще и еще, Шеннон, кроме того наивного комментария, больше никак не выразила своего отношения к фильму. Пока остальные — в основном Клер и Шарки — продолжали бесконечный разговор, она оставалась безучастной и отрешенной. Но у нее нашлась еще одна мысль об «Иуде в каждом из нас». Она поделилась ею, когда мы выходили из кинотеатра по завершении последнего просмотра, и сделала это, по привычке погруженная в себя.

— Мать моя, — сказала она, — этого достаточно, чтобы на всю оставшуюся жизнь отвадить вас от секса.

Мы ждали, что она скажет что-нибудь еще.

Она ничего больше не сказала.

Глава 7

Зип

Я никогда не говорил об этом Клер, но в ночь после первого просмотра «Иуды в каждом из нас» Макс Касл вошел в мои сны, чтобы, хотя и с перерывами, поселиться там навсегда. Снова и снова ставшие теперь классическими образы Касла, которые были со всех сторон проанализированы киноведами (хрустальная чашка, разбитое зеркало, призрачная игра лунного света, отраженного водой или туманом), возвращались в мои сны, убеждая меня в том, что они «запечатлелись» на каком-то глубинном, подсознательном уровне и останутся со мной, будут на меня воздействовать. Это меня беспокоило, но в то же время сообщало некое особое чувство. Тогда впервые в мою жизнь так требовательно вошло нечто, связанное с искусством кино. Каким-то странным, тайным образом этот фильм становился «моим». Я владел им так, как, по моему ощущению, не владела Клер, исполненная решимости противиться воздействию Касла. В то время я еще не знал, что это различие восприятий в один прекрасный день разведет нас. В первый раз после знакомства с Клер я чувствовал, что открыл что-то свое.

А пока я оставался ее послушным учеником, выслушивал все, что она могла сказать мне про Касла, принимая ее взгляды. Мы знали, что «Иуда» был великой находкой. Конечно, мы будем показывать его в «Классик» — эксклюзивный показ, который станет одним из выдающихся достижений Клер. В те дни под большим успехом прокатчика понималось одобрение нескольких десятков фанатиков от кино. Но Клер настаивала на том, что этот фильм нельзя показывать просто так. Ей хотелось чего-то более научного и торжественного. Она предложила следующее: набрать как можно больше фильмов Касла и показать «Иуду» в рамках фестиваля — первого в мире фестиваля фильмов Касла. Она знала, что немые его фильмы достать, скорее всего, не удастся — возможно, все они уничтожены нацистами. Но она не сомневалась — мы сможем найти что-нибудь из более поздних американских работ. Ее уверенность озадачивала меня.

— Где мы возьмем эти фильмы? — спросил я, пораженный амбициозностью ее планов, — За все время тебе только раз и подвернулся совсем прогоревший «Пир неумерших», — напомнил я ей. — Да и тот ты выкинула.

Она хитро мне подмигнула.

— Я навела справки. Выяснилось, что от твоего приятеля Джефа тоже может быть кой-какая польза.

Клер застала меня врасплох. Обычно, если она и поминала Джефа Рубина (а делала она это крайне редко), то называла его «Джеф-клоун» — для него никогда не находилось доброго слова. Напичканный всевозможными знаниями о кино, он мог стать душой любой вечеринки со своим неисчерпаемым запасом шуток и анекдотов. Но стоило ему подойти к Клер, которой он безмерно восхищался, она отбривала его, словно двуногую плесень. «Он профанирует искусство, — ответила она, когда я как-то раз спросил у нее, почему она так его третирует, — Уверена, он знает размер лифчика любой старлетки, но если речь заходит об истинных талантах, то здесь он не отличит Гарбо от Харлоу». Легкомысленный Джеф и серьезная Клер были абсолютно несовместимы. Какую пользу он мог ей принести?

— После приезда моих французских друзей, — объяснила она, — мне не давала покоя мысль: откуда Джеф так много знает о Касле? Ну я у него и спросила. И догадайся, что он ответил. Твой приятель помогает составлять каталог в паре студийных библиотек. Прекрасная работа для умственного пигмея. Он говорит, что собрал небольшую коллекцию фильмов Касла — главным образом на «Юниверсал» и «Монограм». Состояние так себе, но прокрутить можно, если кое-где подлатать.

Нет сомнений, что Джеф заполучил эту работу благодаря семейным связям. Но Клер была права: он идеально подходил для такой работы, в особенности потому, что его задача не имела никакого отношения к вкусовым оценкам. Напротив, студиям требовался человек, естественной средой обитания которого была кинематографическая свалка. Их цель на том этапе развития киноиндустрии состояла в том, чтобы избавиться от как можно большего количества коробок, пылящихся на полках их хранилищ. Это не имело никакого отношения к потребностям репертуарных кинотеатров вроде «Классик». Причиной было телевидение. Благодаря этому одноглазому монстру появился процветающий рынок старомодных фильмов, в особенности старых фильмов категории «В». Эти фильмы сотнями переводились на шестнадцатимиллиметровую пленку и продавались в корзине для показа между рекламными роликами во время ночных шоу или субботних детских программ. Студии были счастливы восстановить эти рассыпающиеся в прах древние ленты, которые давно уже были списаны как мертвый груз, не стоящий даже затрат на хранение. Хопалонги Кэссиди, Томми Штопоры, Энди Харли, Чарли Чаны


Еще от автора Теодор Рошак
Воспоминания Элизабет Франкенштейн

Впервые на русском — новый роман автора знаменитого конспирологического триллера «Киномания»!Все знают историю о докторе Франкенштейне и его чудовище; за минувшие почти два столетия она успела обрасти бесчисленными новыми смыслами и толкованиями, продолжениями и экранизациями. Но Элизабет Франкенштейн получает слово впервые. История ее полна мистических ритуалов и сексуальных экспериментов, в ней сплелись древняя магия и нарождающаяся наука нового времени, и рассказана она голосом сильной женщины, столкнувшейся с обстоятельствами непреодолимой силы.


Истоки контркультуры

«Бурные шестидесятые».Эра небывалого расцвета молодежной протестной культуры.Время хиппи, рок-н-ролла, новой философии, экзотических восточных религий, антивоенного движения, психоделических экспериментов, сексуальной революции, взлета феминизма и борьбы за расовое равноправие.Эпоха, навсегда изменившая образ жизни и образ мысли, литературу и искусство.Но что сделало «бурные шестидесятые» возможными? Почему время вдруг внезапно сорвалось с винта и породило небывалое количество бунтующих гениев, которые хотели изменить мир и изменили его, пусть и не совсем так, как мечтали?Именно в этом и пытался разобраться Теодор Рошак – «самый мудрый и гуманный среди историков».


Рекомендуем почитать
Шоколадка на всю жизнь

Семья — это целый мир, о котором можно слагать мифы, легенды и предания. И вот в одной семье стали появляться на свет невиданные дети. Один за одним. И все — мальчики. Автор на протяжении 15 лет вел дневник наблюдений за этой ячейкой общества. Результатом стал самодлящийся эпос, в котором быль органично переплетается с выдумкой.


Воспоминания ангела-хранителя

Действие романа классика нидерландской литературы В. Ф. Херманса (1921–1995) происходит в мае 1940 г., в первые дни после нападения гитлеровской Германии на Нидерланды. Главный герой – прокурор, его мать – знаменитая оперная певица, брат – художник. С нападением Германии их прежней богемной жизни приходит конец. На совести героя преступление: нечаянное убийство еврейской девочки, бежавшей из Германии и вынужденной скрываться. Благодаря детективной подоплеке книга отличается напряженностью действия, сочетающейся с философскими раздумьями автора.


Будь ты проклят

Жизнь Полины была похожа на сказку: обожаемая работа, родители, любимый мужчина. Но однажды всё рухнуло… Доведенная до отчаяния Полина знакомится на крыше многоэтажки со странным парнем Петей. Он работает в супермаркете, а в свободное время ходит по крышам, уговаривая девушек не совершать страшный поступок. Петя говорит, что земная жизнь временна, и жить нужно так, словно тебе дали роль в театре. Полина восхищается его хладнокровием, но она даже не представляет, кем на самом деле является Петя.


Неконтролируемая мысль

«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.


День народного единства

О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?


Новомир

События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.


Лето, прощай

Все прекрасно знают «Вино из одуванчиков» — классическое произведение Рэя Брэдбери, вошедшее в золотой фонд мировой литературы. А его продолжение пришлось ждать полвека! Свое начало роман «Лето, прощай» берет в том же 1957 году, когда представленное в издательство «Вино из одуванчиков» показалось редактору слишком длинным и тот попросил Брэдбери убрать заключительную часть. Пятьдесят лет этот «хвост» жил своей жизнью, развивался и переписывался, пока не вырос в полноценный роман, который вы держите в руках.


Художник зыбкого мира

Впервые на русском — второй роман знаменитого выпускника литературного семинара Малькольма Брэдбери, урожденного японца, лаурета Букеровской премии за свой третий роман «Остаток дня». Но уже «Художник зыбкого мира» попал в Букеровский шортлист.Герой этой книги — один из самых знаменитых живописцев довоенной Японии, тихо доживающий свои дни и мечтающий лишь удачного выдать замуж дочку. Но в воспоминаниях он по-прежнему там, в веселых кварталах старого Токио, в зыбком, сумеречном мире приглушенных страстей, дискуссий о красоте и потаенных удовольствий.


Коллекционер

«Коллекционер» – первый из опубликованных романов Дж. Фаулза, с которого начался его успех в литературе. История коллекционера бабочек и его жертвы – умело выстроенный психологический триллер, в котором переосмыслено множество сюжетов, от мифа об Аиде и Персефоне до «Бури» Шекспира. В 1965 году книга была экранизирована Уильямом Уайлером.


Искупление

Иэн Макьюэн. — один из авторов «правящего триумвирата» современной британской прозы (наряду с Джулианом Барнсом и Мартином Эмисом), лауреат Букеровской премии за роман «Амстердам».«Искупление». — это поразительная в своей искренности «хроника утраченного времени», которую ведет девочка-подросток, на свой причудливый и по-детски жестокий лад переоценивая и переосмысливая события «взрослой» жизни. Став свидетелем изнасилования, она трактует его по-своему и приводит в действие цепочку роковых событий, которая «аукнется» самым неожиданным образом через много-много лет…В 2007 году вышла одноименная экранизация романа (реж.