Киномания - [252]

В дальнем конце, уходившем футов на двадцать в глубь холма, был маленький грязный экран, косо подвешенный к потолку. А в центре этого пространства расположился древний шестнадцатимиллиметровый проектор, установленный на бочке из-под оливкового масла. Проектор в некоторых местах держался как единое целое лишь за счет клейкой ленты, провода и пружин. Трудно было поверить, что он работает. Вдоль стен туннеля по обеим сторонам и в конце его на земляном полу, на самодельных стеллажах, в ящиках лежали десятки жестянок из-под пленки и коробок — все это напоминало остатки кораблекрушения. Неужели в коробках и жестянках были настоящие фильмы? Если так, то старик владел архивом в несколько сотен лент.

— Вот, значит, как вы развлекаетесь, — смотрите кино.

Он сделал кислое лицо.

— Смотрю? Ну, это вряд ли. То, что они присылают, большей частью просто дерьмо. Хуже не бывает. Я не смотрю. Нет ничего такого, что мне хотелось бы посмотреть. Я творю. Это не кинотеатр. Это студия, — Он подошел к какому-то громоздкому укрытому одеялом предмету рядом с металлическим корпусом генератора, сдернул одеяло — под ним оказалась мувиола, а точнее остатки разобранной мувиолы, лишенной приблизительно половины деталей, — Мне повезло, что в первые годы у меня было это. Я ее собрал из трех установок. А потом она сломалась, и починить я уже не смог. Новую они прислать не пожелали. Но некоторые детали оказались полезными. Теперь у меня есть только это, но и этого достаточно.

Он стащил одеяло с еще одного предмета. Под ним оказалась какая-то удивительная механическая помесь в духе конкурса Руба Голдберга. Я долго рассматривал эту штуковину, прежде чем сообразил, что передо мной самодельный монтажный столик. Под пустыми или частично заполненными пленкой бобинами почти потерялись две перемоточные катушки, между которыми к столу был прикручен видавший виды монитор, обтянутый еще большим количеством клейкой ленты и провода, чем проектор.

— И что — это работает? — спросил я.

Он протянул руки, взял два оголенных провода и осторожно сунул их в розетку. Маленький монитор сразу же засветился изнутри, и я увидел на нем кадр с пленки, заправленной в монтажный столик. Перевернутое лицо женщины. Он крутанул ручку одной из катушек, и неподвижный кадр сразу же превратился в живую картинку, ринувшуюся прочь с экрана. Под панорамирующей камерой появился обнаженный и сверкающий от пота женский торс и сразу же исчез в клубке мужских и женских тел. Монитор заполнили гениталии. Порнофильм. Грязный старик!

В принципе, на такой штуковине можно было монтировать фильм. Рядом с монитором я заметил древний склеечный пресс, бритвенные лезвия, бутылочки с клеем, катушки с майларовой лентой, нечто похожее на хирургический скальпель. Здесь же было множество пузырьков с краской, несколько кисточек, цветные карандаши.

— Самое ценное — это клей и лента, — объяснил он, — Я с каждым рейсом посылаю письма, умоляя их прислать мне еще. Иногда приходится ждать по нескольку месяцев. Потом — маленький акт милосердия — я получаю несколько бутылочек, несколько катушек… но их всегда не хватает. Я пытался делать синтетические смеси. Пчелиный воск, смола, птичий помет, различные соки. Наилучшие результаты дает известь и древесный сок, нужно только дать им затвердеть. Иногда место склейки заедает в проекторе, и тогда пленка начинает гореть. Но нередко этот состав все же держит пленку, пока не пришлют клея.

Я не поверил ни слову из того, что он наговорил. Я знал — в один прекрасный день мне придется признать, что я соседствую с сумасшедшим. Вот такой день и настал. Но даже если все это оборудование не работало, каким-то образом оно сюда попало — зачем?

— Неужели это вам прислали сироты?

— Многое здесь уже было, когда я появился. Больше, чем вы сейчас видите. Камеры, мувиолы, проекторы. Все лежало кучей в бунгало, которое было совсем разрушено, когда меня привезли. И фильмы. Множество коробок с пленками. Небольшая горка кинофильмов. Я обрадовался, увидев их, потому что здесь, конечно же, был генератор, электричество — все, что нужно для запуска этой техники. Но радость моя длилась всего несколько секунд — очень быстро я увидел, что это просто свалка. Бесполезный, ломаный, старый хлам из киношкол. Сюда присылалось все ненужное и разбитое — настоящее кладбище киноаппаратуры. Я понял. Таким было чье-то садистское представление о подходящем для меня наказании. Я тоже был хламом. Это стало моей мукой — доживать свои дни среди ржавеющего оборудования, рваных пленок. Такое представление о проклятии достойно пера Данте… Но поскольку времени мне было девать некуда, я занялся ремонтом. Среди этой груды мусора нашлось то, что требовалось мне больше всего: коробка с майларом. Двадцать четыре катушки. С его помощью я мог ремонтировать пленку, я даже мог латать технику. Так вот, беря детальку оттуда, детальку отсюда, я запустил один проектор. Но ненадолго. Долго ничто не работает. Лампы сгорают, ремни лопаются, пленка рвется. Я помню первый фильм, увиденный в изгнании. Я смотрел, и слезы стояли у меня в глазах. Джозефин Бейкер. «Зузу»