Кино, вино и домино - [36]

Дочь работала в офисе, снимала квартирку и взяла кредит на старенький джип. Ольге была непонятна такая жизненная стратегия, она называла это «жизнь взаймы», но дочь отвечала:

– Вот ты живешь без долгов, и что хорошего? Ездишь на метро и ходишь в одних туфлях!

Дочь активно карабкалась по карьерной лестнице и несколько лет имела отношения с шефом, не собирающимся разводиться. Ольга упрекала ее:

– Ты все время забегаешь вперед и заришься на чужое!

– Наоборот, – смеялась дочь, – я осваиваю мир и делаю чужое своим. Ведь я этого достойна. Как стану его заместительницей, достану иголку и проколю презерватив. Как известно, жидкость, погруженная в тело, через семь лет идет в школу. И куда он, голубчик, денется?

– Я тебя так не воспитывала. – Ольга была шокирована.

– Мамочка, еще Жорж Санд писала: «Мы воспитываем дочерей как монахинь, а случаем их как кобыл!» Если бы я делала только так, как ты меня воспитывала, я бы сейчас сидела мэнээсом в институте, а по ночам шила тапочки в кооперативе, чтобы купить себе крем для лица!

Муж… а что муж? Муж любил ее, как умел. Так что, на взгляд Влада, Ольга была счастливым семейным человеком.

И пока Вета лежала в спа-центре отеля на шоколадном обертывании в надежде, что денежный мешок обратит внимание на бархатную кожу ее ослепительных ног; пока Печорина надевала все более антикварные бриллианты в надежде, что он профинансирует фильм, в котором она наконец сыграет Екатерину Вторую или хотя бы Светлану Аллилуеву; пока Дина с Лизой приучали его к мысли, что теперь это его фестиваль до конца жизни и он «в ответе за тех, кого приручил»; пока Олеся во все более короткой кожаной юбке и все более глубоком декольте предлагала ему выгодно купить ее компании; пока Даша с Наташей мели подолами, объясняя, что он желанный гость в их дворце на Рублевке; пока Инга намекала на его неизлечимые болезни… Влад ждал, когда кончится день, наполненный охотничьими улыбками рыб-барракуд, и начнется ночь, в течение которой он будет делать только то, что ему интересно.

В постели им было здорово, но Ольга при этом еще и с ответственностью пионервожатой вправляла ему мозги, объясняя, «как нам обустроить Россию». Однажды Влад разозлился, намотал ее волосы на палец и легонько дернул:

– Что ты меня все время грузишь? Не боишься, что мне это надоест?

– Не боюсь, – ответила Ольга. – Я по своей природе «гуманист-просветитель». И ты у меня на крючке и никуда не денешься.

– И в чем же твой крючок? – усмехнулся он; светало, и они устали заниматься сексом.

– В том, что ты все время ждешь, когда я попрошу у тебя денег на свою организацию, а я – не попрошу!

– А почему?

– Потому что есть фонды. И с их руководством я не спала. Планета еще не в такой серьезной опасности, чтобы я спасала ее своими немолодыми гениталиями!

А следующей ночью задала ему совсем простой вопрос:

– Влад, ты верующий?

– Нет, – сказал он.

– И как же ты живешь?

– А что?

– Ну а что с тобой будет после смерти? Из тебя будет лопух расти, или душа твоя поселится в другое место?

И он замер, как ребенок, пораженный хитрой загадкой. И даже глаза у него стали немного испуганными.

– Да я про это как-то не думал…

– Как это? Нормальный человек задается этим вопросом в отрочестве.

– Ну, считай, что я недоразвитый. – Он обиделся и отвернулся.

– А я так и считаю… – грустно констатировала она.

Влад был очень честолюбив, и мысль о том, что у него нет чего-то существенного, убивала. Особенно в форме пренебрежения нравящейся женщины. Он молча оделся и вышел из номера. Ольга поняла, что это финал.

Днем они избегали даже смотреть друг на друга. Вечером его помощник – а за кадром все время маячили помощник и два охранника – подошел к Ольге и извиняющимся тоном сказал:

– Шеф просил передать, что хотел бы пригласить вас поужинать. Машина будет в восемь ждать сзади отеля.

Ольга кивнула.

В целом Канны ей не понравились. Сытая, влажная, маленькая деревня. Знаменитая звездная дорожка оказалась с гулькин нос, непонятно, как на ней помещалось масштабное шоу.

Ольгу раздражали похабный Дворец фестивалей; бесконечная толпа, фотографирующаяся на фестивальной дорожке возле отпечатков звездных ладошек; бабки, загорающие топлес; глазеющие на них, открыв рот, арабы в галабиях и бедуинских платках; громкий мат многочисленных бритоголовых русских; открытые автомобили, на которых для самопрезентации проезжали сто метров от отеля до пляжа; нереальные цены; загорелые бомжи на претенциозной Круазет; буржуа, обедающие на палубах пафосных яхт…

Раздражало и то, что на пляжах пить и курить нельзя было никому, кроме новых русских. С ними просто не связывались. Одним словом, раскрутившийся за счет кинофестивалей французский Зажопинск. Одно из самых захудалых мест страны.

Ольга искренне не понимала, из каких соображений именно здесь строили дома Мериме и Мопассан. Если бы не Старый город – ле Сюке, выходить с пляжа было бы незачем. Другой вопрос, что и Старый город был среднеарифметическим историческим Средиземноморьем.

Вечером Ольга осторожно нырнула в машину, возле которой стоял помощник. Влад был внутри, но ехали молча, не желая говорить при водителе. Зашли в ресторан, сели перед окном с невероятным видом на залив.