КИНФ, БЛУЖДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ. КНИГА ПЕРВАЯ: ПЛЕЯДА ЭШЕБИИ - [30]

- Убил и обещал доставить. Ага, – Дракон, не мигая, смотрел на нахала и убийцу. – Так ты, может, не знал, что он мой сын?

- Он сразу сказал, не постеснялся.

Алкиност Натх сощурил глаза; в зеленоватых зрачках танцевали янтарные искры.

- И ты не побоялся? Меня, например?

Нахал и убийца склонил голову, задумался.

- Нет, – ответил он. – Да и мог ли я раздумывать, если он задел мою честь, честь моего древнего рода? Не в обиду тебе, господин Летающий, но ведь твой приемный сын из людей из черни, а я высокого происхождения. Как мог я допустить, чтобы простолюдин насмехался над королевской кровью?

Алкиност молчал; за окном раздались какие-то крики – женские, – и убийца и нахал нервно вздрогнул:

- Что это? – спросил он. Алкиност Натх равнодушно обернулся:

- Местная знать поймала женщину-кинф… будут судить её по людским законам и сожгут на костре, разумеется… Ведь по людским законам за оскорбление знатного человека полагается смерть?

Нахал и убийца молча слушал крики и проклятья, думая о своем.

- Знаешь, что тебя ждет за убийство? – поинтересовался Алкиност Натх. – Тебя сожгут с ней напару. Твоих людей отпустят – они, насколько я понял, не виноваты?

- Да, – ответил нахал и убийца. – Но поскольку я все-таки пришел к тебе сам, не стал утруждать тебя поисками, разреши мне просить последнего желания.

- И это после того, как ты убил моего сына?!

- Да.

- Ого. А ты знаешь, что убил благороднейшего и смелейшего человека моего государства?!

- Не заметил как-то.

- Наглец; но ты действительно смелее. Потому проси всего, – Алкиност подчеркнул слово «всего», – всего, что пожелаешь. Но лишь одного.

Наглец и убийца вздохнул; он понял, что Алкиност Натх хочет оставить ему жизнь и отпустить на все четыре стороны – чем-то не угодил ему при жизни бедный демон Ига, наверное.

- Отпусти женщину-кинф, – попросил наглец и убийца. Он чувствовал себя очень усталым; наверное, настолько, что смерть не страшила его. Что проще – наброситься на Дракона, и стража тут же расстреляет его из луков. Это легко и быстро… – Не надо жечь её.

Если бы Дракон был человеком, наглец и убийца увидел бы, как он растерялся, удивился, как он… да он сражен был!

- Почему её? А не тебя? – спросил он наконец. – Ты мог бы просить у меня свою жизнь, и я дал бы тебе её.

- Мне жаль её, – ответил наглец и убийца.

- Жаль женщину, преступившую вами же, людьми и вашими богами установленный закон? Жаль ту, что посмела взять оружие? Жаль её – посмевшую обманывать всех, и меня в том числе?

- Наверняка она была бедна и голодала. И ей ничего не оставалось сделать, как лишь взять оружие, – ответил наглец и убийца. – Я же вот убил демона Ига за глоток воды.

Алкиност Натх расхохотался; громко, безудержно.

- Впервые вижу такого человека, – он, посмеявшись, довольно щелкнув хвостом. – Ты сам-то, случайно, не служишь Дракону? Такой человек не может остаться без внимания.

- Нет, – наглец и убийца развел руками. – Так ты отпустишь её?

- Не бойся; без тебя не сожгут. А откуда же ты, такой родовитый, сильный, смелый и благородный? Ты же сказал – ты королевской крови?

- Я из Эшебии, страны из-за гор, – ответил наглец и убийца. Алкиност Натх оскалился:

- Лжешь. Ты еще и лгун. Эшебский принц Крифа известен мне в лицо! А ты…

- А я и не Крифа, – ответил нахал и убийца, убийца и лгун. – И не лгун.

И он снял чалму, оторвал приклеенную полоску усов.

- Вах тебя разорви, да ты же тоже женщина-кинф, – пробормотал Алкиност Натх, разглядывая её голову, украшенную звездами, с заплетенными косами. – Никогда не было у меня дочери-кинф…

Это тоже было не то; это давно прошло, и уже не ранило душу, как жгла бы свежая рана. Давно позабыто отчаянье и усталость, и ни за что бы сейчас Кинф не призналась никому, что она – женщина. Тогда… Это тогда она не боялась умереть, потому что устала, устала скитаться и притворяться, устала вечного страха разоблачения и даже сама готова была сдаться, лишь бы прекратить это вечное напряжение. Тогда. Но не теперь.

Оставалось последнее, спрятанное на самом дне, в самом темном уголке её души. Савари присмотрелся – да, это было не воспоминание, не пережитая тяжесть, а искусственно выращенный на благодатной почве старых страданий и переживаний демон. Чудовище сидело среди этого хаоса из разрозненных обид, сомнений, и ткало свою паутину, в которой все сильнее запутывалось сознание Кинф.

- Ты одинока, – шептало оно, связывая её разум. – Увы, но ты – одинока. Ты навсегда останешься одинока, и рядом никого не будет. Рядом с тобой лишь рабы; с ними нельзя поделиться мыслями, их нельзя любить, с ними нельзя соединить свою жизнь. Ты, даже если победишь своего врага, останешься на развалинах родного дома навсегда одна; и ты не можешь этого исправить. Еще не начав свою битву, ты уже проиграла.

Шепот чудовища навевал смертную тоску, и шевелящиеся в пыльной темноте и тишине слабые узловатые пальцы вызывали омерзение… этим было вызвано беспамятство Кинф, которая в своих видениях, отравленная, погружалась все дальше и дальше в навязанное ей горе. Савари насильно схватил её утопающую в небытие душу и выкинул её из водоворота, встряхнув хорошенько и отогнав безумие.