Киллер с пропеллером на мотороллере - [13]

— На поруки! — возмущенно фыркнула профкомовская, но тут же осеклась, увидев шевельнувшийся палец товарища Из-района.

— А что, на поруки — это мысль, — негромко сказал Из-района. — Как ваша фамилия, товарищ?

— Троепольский.

— Троепольский. Так вот, товарищ Троепольский, ваше предложение означает именно поруку. То есть в случае повторения подобных инцидентов наказаны будете непосредственно вы. А также весь коллектив, я так понимаю? — Из-района повернулся Степанычу. — Так, Василий Степанович?

Степаныч молчал, не отводя взгляда от неведомой точки на линии слияния потолка и дальней стены.

— Василий Степанович? — не отставал председатель. — Вы меня слышали?

Степаныч разжал крепко стиснутые челюсти и веско отчеканил:

— Я поддерживаю в связи со следованием.

В комнате наступила тишина: все были крайне впечатлены многозначностью этого заявления, а товарищ Из-района даже причмокнул.

— Умеет, черт! — восхищенно выдохнула рядом со мной Зиночка. — Вот что значит опыт…

— Ладно, — сказал Из-района, — давайте закругляться. Мы ведь зачем здесь собрались, товарищи? Кто-то, может быть, думает, что цель этого собрания — осудить товарища Беровина. Но это не так. Цель этого собрания — предупредить вас всех. Потому что дальше так продолжаться не может. И я искренне рассчитываю, что вы меня хорошо услышали. Товарищ Беровин наказан, и наказан сильно. Но в случае повторения подобных нарушений дисциплины мы будем вынуждены принять еще более крутые меры. В рабочее время надо работать — только и всего. Просто, не правда ли? И те, кто нарушает это простое и понятное правило, будут увольняться. С соответствующими записями в трудовой книжке.

Он взглянул на профкомовскую тетю.

— А вам, Татьяна Валерьяновна, на будущее: проводить собрания в рабочее время непозволительно. Хотите что-то донести до сотрудников — нет вопросов: соберите их после работы. Понятно?

Татьяна Валерьяновна сглотнула и закивала. Товарищ Из-района встал. Суд закончился.

— Так что писать в решении? — влезла недоумевающая Вера Пална.

— Вы же слышали: выговор… — бросил на ходу Из-района. — И про поруку не забудьте. Про поруку!

Как же… попробуй забудь про такое. Мы молча принялись расставлять по местам столы и стулья.

— Не знаю, как кого, но меня поражает легкость, с которой рабочее помещение превращается в зал суда и обратно, — пошутил Троепольский.

Димушка сидел с подавленным видом и даже не предлагал сыграть в шахматы.

— Веселей глядите, коллега, — подбодрила его Зиночка. — Все могло закончиться намного хуже. И вообще — последний выговор был даже не вам, а нашей профкомовской даме… как ее… Татьяне Валерьяновне. Не зря она так быстро ретировалась.

— Наверно, пьет сейчас валерьянку! — подхватил Троепольский. — Что ты, Димушка, в самом деле… выше нос! Зиночка права: как говорил Штирлиц, запоминается всегда последнее.

Димушка уныло покивал головой.

— Легко вам говорить… Выговор-то черт с ним. А вот прогрессивка… премии… тринадцатая зарплата… А мы с Катей думали диван-кровать купить. «Наташу»…

— Подумаешь, беда! — не унимался Троепольский. — Полежишь пока на Кате, Наташа всегда успеется. Какие наши годы?! Эй, Димушка! Знаешь что? Мы тут в комнате, как взявшие на поруки, берем социалистическое обязательство бесплатно поить тебя до конца пятилетки!

— Эй, эй! Обязательства должны быть реалистическими, — возразил кто-то из дальнего угла. — Хватит ему и до конца года.

— Пусть будет до конца! Единогласно! — Троепольский подмигнул и добавил шепотом: — А там посмотрим… Ну, чувак, улыбнись!

Димушка слабо улыбнулся.

— Ну, слава богу, черту и святым угодникам! — Троепольский подхватил портфель. — Начинаем прямо сейчас! Айда в гастроном! Вместе! Сам выберешь, что тебе по вкусу…

— Подождите, мальчики, — сказала Зиночка, сильно понизив голос. — Мне тут с утра позвонили. К половине двенадцатого должны выбросить сосиски. Дают всего кило в одни руки, а мне чем больше, тем лучше. Если вы все равно туда идете, то, может… Если, конечно, вам не трудно. Сашенька, а вам не надо?

Зиночка, интеллигентная, со вкусом одетая женщина, была в лаборатории старшей по возрасту — ей оставалось совсем немного до пенсии. Судя по объему авосек и пакетов, которые я помогала ей грузить в трамвай в конце каждого рабочего дня, Зиночка обеспечивала продуктами довольно большую семью. За годы службы в Мариинском проезде она выстроила себе в окрестных магазинах настоящую агентурную систему, которая регулярно поддерживалась подарками к праздникам, взаимными услугами, а то и просто хорошим отношением.

И вот теперь: нужны ли мне сосиски… А почему бы и нет? Это был мой первый рабочий день, начало длинного этапа взрослой жизни — этапа, который когда-нибудь завершится вот таким же обликом интеллигентной, со вкусом одетой старшей научной сотрудницы с морщинистым лицом и крашеными волосами, матери детей и бабушки внуков, обвешанной гроздьями сумок, авосек и пакетов. От Сашеньки до Зиночки — какие-то жалкие тридцать лет, оглянуться не успеешь. Так что давай, Саша, впрягайся с первого дня. Скоро старшая подруга и предшественница уйдет на пенсию — надо успеть перенять знакомства, адреса и явки. Сейчас из гастронома звонят ей — через годик-другой будут звонить тебе. «Алло, Александра Родионовна? Сосиски завезли, в полдвенадцатого выкинут. Кило в одни руки, так что приведите подмогу…»